Гольфанд, Юрий Абрамович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Юрий Абрамович Го́льфанд
Научная сфера:

теоретическая физика

Известен как:

предложивший концепцию суперсимметрии

Награды и премии:

Премия имени И. Е. Тамма за цикл работ по суперсимметрии «Расширение алгебры генераторов группы Пуанкаре» (1989)

Ю́рий Абра́мович Го́льфанд (10 января 1922, Харьков — 17 февраля 1994, Иерусалим) — российский и израильский учёный, физик-теоретик, отказник, борец за выезд евреев из Советского Союза.





Биография

Юрий Гольфанд поступил в 1939 на физико-математический факультет Харьковского университета. Во время войны работал на фронтовом аэродроме, окончив для этого курс в Военно-воздушной академии. По окончании войны продолжил занятия на четвёртом курсе математико-механического факультета Ленинградского университета, который окончил в 1946 году.[1] Поступил в заочную аспирантуру Московского математического института имени В. Стеклова, одновременно работая в Московском вычислительном центре.

В 1947 г. защитил кандидатскую диссертацию по математике и работал до 1950 года старшим научным сотрудником в Московском научно-исследовательском электротехническом институте. В это время работы Гольфанда печатаются в Математическом сборнике РАН.[2] В 1951 г. Он переходит в отдел теоретической физики Физического института академии наук имени П. Лебедева, и работает под руководством И. Тамма. С этого времени начинается увлечение Гольфанда теоретической физикой. В этот период им было написано несколько статей, которые внесли значительный вклад в квантовую теорию поля, среди них: «Ферми-поля и спиноры бесконечномерного пространства» (1957); «К теории слабых взаимодействий» (1958).

В 1968 году Гольфанд становится доктором наук, одним из оппонентов его диссертации был академик А. Д. Сахаров. В 1970 г. Гольфанд (совместно со своим аспирантом Е. Лихтманом) написал работу, в которой впервые рассматривается идея суперсимметрии как принцип построения теории элементарных частиц. По словам Сахарова «Это была великая мысль»,[3] которая открыла новое направление в теории элементарных частиц.

В 1973 Гольфанда увольняют из института (по свидетельству очевидцев — по инициативе академика В. Л. Гинзбурга[4][5]), обосновав это непродуктивностью, несмотря на недавние работы по суперсимметрии, впоследствии получивших статус классических. После увольнения из института, Гольфанд решает эммигрировать из СССР в Израиль, однако в просьбе об отъезде ему было отказано под предлогом секретности его работ двадцатилетней давности в сотрудничестве с Сахаровым и Я. Зельдовичем, деятельность которых была связана с созданием атомной бомбы. По свидетельству Сахарова, работы Гольфанда имели абстрактный характер, и он ни разу не бывал на «объектах».[6]

Находясь в отказе, Гольфанд продолжал научную деятельность. Он был постоянным и активным участником научного семинара, объединившего московских ученых-отказников. Семинаром руководили физики Александр Воронель, Марк Азбель, Виктор Браиловский. В 1976 г. Гольфанд был избран членом Европейского, в 1977 г. — Американского физического общества, в 1979 г. — действительным членом Нью-Йоркской академии наук. Его статьи публикуются в престижных зарубежных изданиях.

В 1980 г. под давлением мировой научной общественности Гольфанд был восстановлен в Физическом институте в прежней должности, но в другом отделе, которым руководил академик М.А. Марков. В 1989 году Академия наук СССР присудила Гольфанду (совместно с Е. Лихтманом) премию имени И. Тамма за цикл работ по суперсимметрии — беспрецедентный случай награждения отказника. В 1990 г. академик Л. Келдыш выразил сожаление по поводу ущерба, причиненного теоретической физике в связи с увольнением Гольфанда из института.

В период отказа Гольфанд принимал участие в демонстрациях протеста, организации и проведении международных конференций. Был одним из редакторов журнала «Евреи в СССР». Гольфанд подписывал письма в защиту отказников и диссидентов, помогал семьям осужденных. Его письмо было опубликовано в сборнике «В защиту Сергея Ковалева», вышедшем в издательстве «Хроника-Пресс» в 1975 году в Нью-Йорке.[7] Власти пытались запугать Гольфанда, завели на него уголовное дело по обвинению в «тунеядстве», угрожая высылкой из Москвы. Во время проведения в Москве международной научной конференции Гольфанд неделю находился под домашним арестом. У него дома производились обыски, прослушивался телефон и т. д.

В октябре 1990 г. Гольфанд с семьей приехал в Израиль, с июля 1991 г. работал на физическом факультете хайфского Техниона. Работая в Технионе, за короткий срок опубликовал восемь новых работ в крупнейших физических журналах мира. Последняя работа была напечатана посмертно.

В Израиле Гольфанд совместно с математиком Д. Раммом начал разработку математического аппарата для оформления своей новой идеи, еще более общей, чем идея суперсимметрии. Экспериментальная проверка созданной Гольфандом теории суперсимметрии является одной из важных задач современной квантовой физики. Над этим работают научные группы в разных странах.

Другие работы Гольфанда: «Функциональный аппарат квантовой теории поля» (1970); «Метод квантового действия в квантовой теории поля» (английский, 1979); «О проблеме квантизации» (английский, 1987).

В 2000 году вышла книга в память о Юрие Гольфанде — «The Many Faces of the Superworld: Yuri Golfand Memorial Volume».

Публикации

Научные работы

  • Гольфанд Ю. А., Лихтман Е. П. (1971). «[www.jetpletters.ac.ru/ps/717/article_11110.shtml Расширение алгебры генераторов группы Пуанкаре и нарушение Р-инвариантности]». Письма в ЖЭТФ 13: 452–455. (Yu. A. Golfand and E. P. Likhtman, JETP Lett. 13, 323 (1971) [Reprinted in Supersymmetry, Ed. S. Ferrara, (North-Holland/World Scientific, Amsterdam — Singapore, 1987), Vol. 1, page 7].)
  • Yu. A. Golfand and E. P. Likhtman, «On N = 1 Symmetry Algebra and Simple Models», in Supersymmetry: A Decade of Development, Ed. P.West (Adam Hilger, Bristol, 1986), p. 1.
  • Yu. A. Golfand and E. P. Likhtman, «On the Extensions of the Algebra of the Generators of the Poincaré Group by the Bispinor Generators», in I. E. Tamm Memorial Volume Problems of Theoretical Physics, Eds. V. L. Ginzburg et al., (Nauka, Moscow 1972), page 37.

Память о Юрии Гольфанде

  • M. A. Shifman (editor). «The Many Faces of the Superworld: Yuri Golfand Memorial Volume» — World Scientific Publishing Company, 2000, 677 p., ISBN 9810242069, ISBN 978-9810242060 (в сборнике имеется список публикаций Ю. Гольфанда)

См. также

Напишите отзыв о статье "Гольфанд, Юрий Абрамович"

Примечания

  1. [arxiv.org/abs/hep-th/9909016v1 M. Shifman. Introduction to the Yuri Golfand Memorial Volume «Many Faces of Superworld»]  (англ.)
  2. 69 сборник РАН www.mathnet.ru/php/archive.phtml?jrnid=sm&wshow=contents&option_lang=rus&viewarchiveID=8&vl=69#V69
  3. А. Д. Сахаров, Воспоминания, часть вторая, глава 14 www.iseu.by/rus/memoria/sakharov/sakharov/memoirs/sacharov2_13.htm
  4. [7iskusstv.com/2012/Nomer11/Bolotovsky1.php Борис Болотовский. Памяти Юрия Абрамовича Гольфанда]
  5. [7iskusstv.com/2011/Nomer6/Merzon1.php Габриэль Мерзон. В. Л. Гинзбург]
  6. А. Д. Сахаров, Воспоминания, часть вторая, глава 24 www.iseu.by/rus/memoria/sakharov/sakharov/memoirs/sacharov2_13.htm
  7. Хроника текущих событий за 1975 год, стр.11 antisoviet.narod.ru/h_t_s_38_1975.pdf

Ссылки

Отрывок, характеризующий Гольфанд, Юрий Абрамович

– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.