Греков, Николай Семёнович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Семёнович Греков
Дата рождения

29 апреля 1906(1906-04-29)

Место рождения

д. Пучково, Савинский район, Ивановская область

Дата смерти

4 сентября 1974(1974-09-04) (68 лет)

Место смерти

Иваново

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

пехота

Годы службы

19391940

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Сражения/войны

Советско-финская война

Награды и премии

Николай Семёнович Греков (19061974) — красноармеец Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1940).



Биография

Николай Греков родился 29 апреля 1906 года в деревне Пучково (ныне — Савинский район Ивановской области) в семье крестьянина. Получил начальное образование, работал в колхозе. В 1939 году Греков был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию. Участвовал в советско-финской войне, в ходе которой отличился. Был пулемётчиком 212-го стрелкового полка 49-й стрелковой дивизии 13-й армии Северо-Западного фронта[1].

21 февраля 1940 года Греков уничтожил двух финских снайперов, мешавших продвижению пехотных частей, 22 февраля — офицера и 10 солдат. 6-7 марта 1940 года пулемётным огнём Греков способствовал наступлению советской пехоты и захвату вражеских траншей. Когда укрывшийся в завале финский снайпер остановил продвижение подразделения, Греков уничтожил его. В одном из последующих боёв он получил ранение в грудь и был отправлен в госпиталь[1].

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 7 апреля 1940 года за «образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с финской белогвардейщиной и проявленные при этом отвагу и геройство» красноармеец Николай Греков был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» за номером 173[1].

После выписки из госпиталя Греков был демобилизован по ранению. Вернулся в родную деревню, работал председателем колхоза. В Великой Отечественной войне не участвовал, так как был признан не годным к строевой службе. В 19491960 годах работал на Шуйско-Егорьевской трикотажной фабрике. С 1960-х годов проживал в городе Иваново, работал в военизированной охране станкостроительного завода. Несколько лет проживал в городе Коврове Владимирской области, затем вернулся в Иваново. Умер 4 сентября 1974 года, похоронен на сельском кладбище у деревни Егорий Шуйского района Ивановской области. В октябре 2009 года на могиле установлен новый памятник[1].

Был также награждён рядом медалей[1].

Напишите отзыв о статье "Греков, Николай Семёнович"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=2852 Греков, Николай Семёнович]. Сайт «Герои Страны».

Литература

  • Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
  • Герои земли шуйской. Шуя. 2008.
  • Подвиг. 3-е издание, испр. и доп. Ярославль, 1980.

Отрывок, характеризующий Греков, Николай Семёнович

– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.