Грудзинская, Жанетта

Жанетта Грудзинская Joanna Grudzińska<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
графиня Грудзинская, княгиня Лович
Вероисповедание:	католичка
Рождение:	17 (28) мая 1795(1795-05-28) Познань
Смерть:	17 (29) ноября 1831(1831-11-29) (36 лет) Царское Село
Место погребения:	1. Церковь Иоанна Крестителя в Царском Селе (1831) 2. Кладбище в Рябине, близ Лешно (1929)
Род:	Грудзинские
Отец:	Антон Грудна-Грудзинский
Мать:	Марианна Дорповская
Супруг:	Константин Павлович
Дети:	нет

Графиня Жанетта Антоновна Грудзинская (польск. Joanna Grudzińska; 17 [28] мая 1795, Познань — 17 [29] ноября 1831, Царское Село) — вторая (морганатическая) жена наследника российского престола Константина Павловича, после вступления в брак получившая титул Её Светлость княгиня Лович.

Старшая из трёх дочерей польского графа Антона Грудна-Грудзинского и Марианны Дорповской, известной в своё время красавицы. Семейная жизнь Грудзинских не была счастливой и закончилась разводом. Марианна Дорповская переехала с детьми в Варшаву, где отдала своих дочерей на воспитание в один из лучших французских пансионов. Вскоре она вышла замуж за графа Броница.

До двадцати лет Жанетта Антоновна жила с матерью в Париже. В 1815 году они вернулись в Варшаву, где на балу у князя Зайончека её впервые увидел великий князь Константин Павлович. Князь П. А. Вяземский писал:

Жанетта Антоновна не была красавица, но была красивее всякой красавицы. Белокурые, струистые и густые кудри её, голубые выразительные глаза, улыбка умная и приветливая, голос мягкий и звучный, стан гибкий и какая-то облегающая её нравственная свежесть и чистота. Она была Ундиной. Всё соединялось в ней и придавало ей совершенно особенную и привлекающую внимание физиономию в кругу подруг и сверстниц её.

24 мая 1820 в Варшаве, без всякой торжественности, она вышла замуж за наследника российского престола Константина Павловича (который 1 апреля 1820 развёлся с первой женой, Анной Фёдоровной, дочерью Франца Фридриха Антона, герцога Саксен-Кобург-Заальфельдского). Этот морганатический брак дал повод Константину отречься от престола в 1823 году, что впоследствии привело к внутриполитическому кризису и восстанию декабристов. После свадьбы Александр I предоставил Грудзинской во владение княжество Лович (księstwo łowickie).

В 1831 году Грудзинская вместе с мужем выехали из объятого восстанием Царства Польского в Санкт-Петербург. По дороге, 14 июня в Витебске великий князь умер от холеры, а 17 ноября того же года скончалась и Жанетта Антоновна. Фрейлина А. Д. Блудова писала:

После страданий, которые продолжались почти беспрестанно несколько лет и беспрестанно же усиливались в течение последних месяцев, ровно через год после Варшавского бунта, в Царском Селе скончалась княгиня Лович. Перевезти её в город, куда она несколько раз собиралась, было невозможно за совершенным изнеможением сил её. С сентября месяца, так сказать, она ежеминутно умирала.

Её жизнь была романтизирована в первом польском фильме на исторический сюжет — «Княгиня Лович» (1932).

Ссылки

• Грудзинские // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Лович Ж. А. [memoirs.ru/texts/lovic_1.htm Заметки / Сообщ. П. П. Исаевич // Русская старина, 1889. — Т. 62. — № 3. — С. 707—716. — Под загл.: Княгиня Иоанна (Жанета) Антоновна Лович, супруга цесаревича Константина Павловича, род 17-го мая 1795 г. в Позене, † 17-го ноября 1831 г. в Царском Селе.]
• [ru.rodovid.org/wk/Запись:364595 Грудзинская, Жанетта] на «Родоводе». Дерево предков и потомков

Отрывок, характеризующий Грудзинская, Жанетта

Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.