Гюйанкур
| Город
Гюйанкур
Guyancourt
Показать/скрыть карты
|
Гюйанку́р[1] (фр. Guyancourt [gɥi.jɑ̃.kuʁ]) — город во Франции, находится в департаменте Ивелин, в 30 километрах от Парижа, граничит с Версалем. Входит в состав агломерации Saint-Quentin-en-Yvelines. На территории Гюйанкура находится футуристичный техноцентр Le Losange ("Ромб") компании Renault, в котором работают 11.000 инженеров и дизайнеров.
Содержание
Этимология
Согласно исследованиям аббата Жана Лёбёф (фр. Jean Lebeuf) (1687—1760), название города восходит к Ги де Шеврёз (фр. Guy de Chevreuse), построившего в 1065 году на этом месте деревню Guidonis Curtis — дословно «двор, земля Ги». Однако, никакой более ранний источник не подтверждает эту гипотезу.
Другая гипотеза относит истоки названия города к германскому корню Wid (лес), либо к германскому же имени собственному Guyan.
Существовало множество вариантов написания названия города: Guidoncourt, Guyoncourt, Guiencourt, Guyencourt. С 1811 года (наполеоновские кадастры) фиксируется написание Guyancourt.
История
От Неолита до Версаля
Первые следы обитания человека на территории сегодняшнего города относятся к Неолиту — каменные наконечники стрел, резцы и топоры этой эпохи выставлены в музее Сен-Жерменского дворца.
Множество археологических находок свидетельствуют о присутствии в Гюйанкуре поселений римской эпохи, а во время раскопок 1998 года археологи обнаружили саркофаги времен Меровингов.
В 1065 году Ги де Шеврёз строит на этом месте деревню Guidonis Curtis, его потомки владеют землёй до 1693 года, когда король Людовик XIV выкупает земли в ходе строительства Версальского дворца — уже в 1668 году Кольбер создаёт на территории сегодняшнего города пруды ля Миньер (фр. étangs de La Minière), вода из которых поднималась мельницами на плато, откуда по каналам попадала в бассейны и фонтаны Версальского парка.
От войны 1870 года до второй мировой войны
После поражения Франции в войне с Пруссией (1870 год) вокруг Парижа возводится сеть фортификационных сооружений, в том числе на территории Гюйанкура батарея Бувье (фр. batterie de Bouviers), построенная в 1879 году. Артиллеристы находились в форте Бувье до 1933 года, а затем форт был арендован компанией Испано-Сюиза, производившей здесь снаряды, артиллерийские орудия, а затем автомобили.
После второй мировой войны Испано-Сюиза оставляет в Гюйанкуре только мирное производство — разработка и тесты автомобильных и железнодорожных моторов. Разработанные здесь моторы использовались в Советском Союзе на поездах Транссибирской магистрали.
В 1990 году завод Испано-Сюизы закрывается, форт выкуплен городом, на его территории в 2006 году открыто кафе.
Аэродром Гюйанкура
В 1930 году компания Caudron строит в Гюйанкуре свой аэродром. Но уже через 3 года компания разоряется, её активы (в том числе аэродром) выкупает Луи Рено.
8 августа 1934 года на аэродроме Гюйанкура Элен Буше (фр. Hélène Boucher) ставит рекорд скорости на дистанциях 100 километров (412 км/ч) и 1000 километров (409 км/ч). 11 августа она бьёт женский рекорд скорости — 445 км/ч. 30 ноября того же года Элен Буше разбивается в ходе тренировочного полёта на аэродроме Гюйанкур.
В 1989 году аэродром закрывается, его территория поглощается городом.
Агломерация Saint-Quentin-en-Yvelines
С начала 1950-х годов Париж переживает демографический взрыв. С 1961 года по инициативе генерала де Голля принимается решение о создании «новых городов» (фр. villes nouvelles) вокруг Парижа. В их числе — Saint-Quentin-en-Yvelines, в который входит Гюйанкур. В конце 1960-х годов Гюйанкур насчитывает около полутора тысяч жителей, но в результате реализации проекта «нового города» к 2007 году здесь живёт порядка 28 тысяч человек, в городе обосновывается множество компаний, предоставляющих в общей сложности около 24 тысяч рабочих мест.
Напишите отзыв о статье "Гюйанкур"
Ссылки
- [www.ville-guyancourt.fr/ Официальный сайт мэрии города] (фр.)
Примечания
- ↑ Франция. Справочная карта. Масштаб 1:1 750 000, ГУГК, 1988. Врезка «Большой Париж».
|
Это заготовка статьи по географии Франции. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Гюйанкур
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
