Гёльтергоф, Франц

Франц Гёльтергоф
Hölterhof, Franz
Род деятельности:	преподаватель языков и словесности, лексикограф
Дата рождения:	4 (15) марта 1711(1711-03-15)
Место рождения:	Леннеп
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	11 (23) декабря 1805(1805-12-23) (94 года)
Место смерти:	Сарепта

Франц (Франциск) Гёльтергоф (Гёлтергоф) (нем. Franz Hölterhof, 4 (15) марта 1711, Леннеп — 11 (23) декабря 1805, Сарепта) — экстраординарный профессор немецкого языка и словесности в Императорском Московском университете. Кандидат теологии. Магистр философии. Автор первого русского этимологического и словообразовательного словаря.

Биография

Родился 4 (15) марта 1711 года в Леннепе (городок в тогдашнем Бергском герцогстве, ныне составляет часть города Ремшайд). По окончании гимназического курса в Зесте в 1731 году поступил в университет в Галле, где изучал богословие. В 1734 году, окончив курс и получив степень кандидата теологии, прибыл в Ревель в качестве домашнего учителя. В течение четырёх месяцев изучил эстонский язык. В 1737 году отправился на остров Эзель (ныне Сааремаа), где в Аренсбурге (ныне г. Курессааре) был посвящён в пасторы, получил место дьякона и директора школы. В 1740 году получил в селе Ямме на том же острове место пастора и проповедника, которое и занимал в течение 7 лет.

В 1747 году по обвинению в шпионаже в пользу Пруссии и в сношениях с гернгутерами (общиной Моравской церкви, течения в лютеранстве) Гёльтергоф был тайно арестован и посажен в Петропавловскую крепость, где содержался 12 лет, до 1759 года. Вместе с ним были арестованы ещё трое моравских братьев (проповедник супер-интендант Гутслефф, доктор Кригельштайн и кандидат богословия Фритше). Вначале гернгутеры были заключены изолированно друг от друга, питались в основном благодаря подаяниям, часто болели и голодали; положение их было столь тяжким, что Гутслефф через два года умер. Через несколько лет режим содержания облегчился, и узники узнали друг о друге. Гёльтергоф стал получать материальную поддержку через лютеранского священника, ему разрешили свидания со своей женой, приехавшей в Санкт-Петербург. В 1751 году доктора Кригельштайна и Франца Гёльтергофа переселили вместе в одну из камер верхней части тюрьмы. Им было разрешено гулять по крепостному валу. Разрешены были и посещения, многие люди приходили к ним для общения и лечения. Среди посещавших моравских братьев были и представители петербургской знати. Однако в 1752 году, вследствие побега одного из заключённых, гернгутеров вернули в нижнюю часть тюрьмы, где они однажды чуть не утонули при наводнении. Затем моравских братьев в зависимости от положения дел переводили то в верхнюю, то в нижнюю часть тюрьмы и иногда даже позволяли жить на частных квартирах.

В 1759 году Гёльтергоф (вместе с двумя другими гернгутерами, оставшимися в живых) был освобождён из крепости и сослан в Казань, куда прибыл в апреле этого года. Там занимался частным преподаванием немецкого языка, потом получил место в тамошней гимназии, только что открытой. В эти годы в гимназии учился Г. Р. Державин, упоминавший знакомство с Гёльтергофом в своей автобиографии. В 1762 году, при восшествии на престол Петра III, камердинер императора, некогда содержавшийся в крепости вместе с Гёльтергофом и перенявший его религиозные убеждения, поспособствовал его освобождению из ссылки. Гёльтергоф, получив свободу, хотел вернуться на прежнее место на острове Эзель, но бывшие прихожане пожелали, чтобы он дал подписку отказаться от всякого общения с гернгутерами. На это условие он не согласился.

В это время Гёльтергоф обладал некоторым влиянием при дворе и «императору был знаем», что видно из того, что он обещал Державину посодействовать в его переводе из рядовых Преображенского полка офицером в голштинские войска, квартировавшие в Ораниенбауме, благо тот знал немецкий язык. Однако, к счастью для будущей карьеры Державина, этот план не успел осуществиться к моменту свержения Петра III; преображенцы, сыгравшие главную роль в перевороте и воцарении Екатерины II, оказались в фаворе.

В это время Гёльтергоф съездил в Лифляндию и женился во второй раз.

По приглашению тогдашнего куратора Московского университета, В. Е. Адодурова (Ададурова), Гёльтергоф в 1763 году принял место лектора немецкого языка на философском факультете университета. В этот период он установил тесные связи с братской общиной гернгутеров в основанной ими немецкой колонии в Сарепте и некоторое время руководил Сарептским торговым представительством в Москве. В 1778 году стал экстраординарным профессором. В 1780 году вышел в отставку и поселился в Сарепте, где занимался проповедями и уроками русского языка для молодёжи и детей. Одним из его учеников здесь был будущий академик И. Х. Гамель.

Гёльтергоф умер 11 (23) декабря 1805 года на 95-м году жизни.

Труды

Составленная Гёльтергофом немецкая грамматика считалась классической, использовалась в гимназиях России на протяжении более чем полувека и выдержала 10 изданий с 1770 по 1829 годы. Его русский словарь («Целлариус»), вышедший в 1771 году и ставший первым русским этимологическим и словообразовательным словарём, доныне остаётся важным источником лексикографической информации о русском языке второй половины XVIII века; на него до сих пор продолжают ссылаться.

Основные труды

См. также [old.rsl.ru/table.jsp?f=1016&t=3&v0=%D0%93%D1%91%D0%BB%D1%8C%D1%82%D0%B5%D1%80%D0%B3%D0%BE%D1%84&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&useExternal=true&whereBy=true&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=a1&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=4&debug=false поиск по каталогу РГБ]

• Лексикон, или Целляриус, немецкий, с российским переводом, М., 1765, 8°.
• Французский Целлариус, или Полезный лексион, из котораго без великаго труда и наискоряе нужнейшим французскаго языка словам научиться можно с приложением реестра по алфавиту российских слов (Le cellarius Francois ou Methode tres facile pour apprendre sans peine & en peu de tems les mots les plus necessaires de la langue Francoise avec un regitre alphabetique des motes russes …) [Текст] / Ф. Гельтергоф. — М.: печ. при Имп. Моск. ун-те, 1769. — [10] c., 5-668 стлб., 159 с.
• Немецкая грамматика, в которой не токмо все части речи, или произведение слов, но и синтаксис, или сочинение слов, оба надлежащими примерами объяснены, М., 1770, 1775, 1784, 1791, 1804, 1807;
  • Немецкая грамматика, в которой не токмо все части речи, или произведение слов, но и синтаксис, или сочинение слов, оба надлежащими примерами объяснены, в пользу российского юношества. / Ф. Гельтергоф. — Изд. 7-е, с дополнением многих полезных примеров из лучших немецких авторов. — М. : Типография Н. С. Всеволжского, 1814. — VII, 418 c.
  • Немецкая грамматика, в которой не только все части речи, или произведение слов, но и синтаксис, или сочинение слов, оба надлежащими примерами объяснены. В пользу российского юношества издана бывшим учителем немецкого языка в Московском Императорском Университете господином Голтергофом. / Ф. Гельтергоф. — 8-е издание, с дополнением многих полезных примеров из лучших немецких авторов. — М. : Типография Н. С. Всеволожского, 1817. — VI, 418 с.
  • 9-е изд., М. : В типографии Августа Семена, при Императорской Медико-хирургической академии, 1825.
  • 10-е изд., Санкт-Петербург : тип. И. Глазунова, 1829.
• Российской Целлариус, или Этимологической российской лексикон, купно с прибавлением иностранных в российском языке во употребление принятых слов, також с сокращенною российскою этимологиею = Der russische Cellarius, oder Ethmologisches Wörterbuch,… /Гельтергоф, Франциск. — [M.], Печатан при Императорском Московском университете. — 1771. — [16], 656 с.
  • Российский лексикон по алфавиту, с немецким и латинским переводом. Russisches alphabetisches Wörterbuch, mit deutscher und lateinischer Uebersetzung. Часть 1-2 / 1.-2. Theil / ans Licht gestellt von Franciscus Hölterhof. — Печатан при Императорском Московском университете, 1778. — Т. 1: [8], 338 с. — Т. 2: [2], С.339-942, [1].
• Сокращённый четырёхязычный словарь, а именно: на немецком, латинском, французском и российском языках, «с предисловием о кратком, легком и приятном способе учения», М., 1776, 8°.

Литература

• Биографический словарь профессоров и преподавателей Императорского Московского университета. — [starieknigi.info/Knigi/B/Biograficheskij_slovar_professorov_Moskovskogo_imp_universiteta_1_1855.pdf Ч. 1.] — М.: 1855. — С.191—192.
• Гельтергоф, Франц // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• Геннади Г. Н. Справочный словарь о русских писателях и ученых, умерших в XVIII и XIX столетиях, и список русских книг с 1725 по 1825 г. — [starieknigi.info/Knigi/G/Gennadi_G_N_Spravochnyj_slovarj_o_russkih_pisatelyah_umershih_v_18_st_01_1876.pdf Т. 1. А-Е]. — 1876. — С. 203.
• Friedrich Konrad Gadebusch. [books.google.com/books?id=EJclAQAAIAAJ&pg=RA1-PA84&lpg=RA1-PA84&dq=%22Holterhof,+Franz%22 Livländische Bibliothek nach alphabetischer Ordnung]. — J. F. Hartknoch, 1777.
• А. Курышев (канд. ист. н.). [vpravda.ru/News/Culture/2142 Российский узник, пастор, педагог] / «Волгоградская Правда». 14.09.2011.
• Грот Я. К. [archive.org/stream/sochineniaderzh01unkngoog#page/n41/mode/2up Гельтергоф, учитель Д-на в Казанской гимназии]/ В кн.: Сочинения Державина с пояснительными примечаниями Я. Грота. — 1883. — Т. 9. — С. 17—19.

Ссылки

• [letopis.msu.ru/peoples/545 Гельтергоф Франциск] на сайте МГУ.
• [altsarepta.ru/ru/stati-po-istorii-sarepty/60-uchenye-sarepty-frants-geltergof Музей-заповедник Старая Сарепта — Ученые Сарепты — Франц Гельтергоф] (здесь помещён также его силуэт, который выполнил предположительно в период с 1766-го по 1777 год французский художник Абрахам Луис Брандт).

Отрывок, характеризующий Гёльтергоф, Франц

Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:
– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.


Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.