Донской государственный аграрный университет

Поделись знанием:
(перенаправлено с «ДГАУ»)
Перейти к: навигация, поиск
Донской государственный аграрный университет
(ДонГАУ)
Год основания

1962

Ректор

Клименко Александр Иванович

Студенты

60000

Аспирантура

да

Докторантура

да

Доктора

60

Преподаватели

400

Расположение

пос. Персиановский, Ростовская область

Юридический адрес

346493, пос. Персиановский,
Октябрьский район,
Ростовская область

Сайт

[www.dongau.ru www.dongau.ru]

Награды

Координаты: 47°30′50″ с. ш. 40°06′10″ в. д. / 47.51389° с. ш. 40.10278° в. д. / 47.51389; 40.10278 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=47.51389&mlon=40.10278&zoom=17 (O)] (Я)К:Учебные заведения, основанные в 1962 году

Донской государственный аграрный университет — государственное высшее образовательное учреждение Северного Кавказа, расположенное в Ростовской области, в посёлке Персиановский. Прежнее название вуза: Донской сельскохозяйственный институт.

Донской государственный аграрный университет — один из старейших вузов России, образованный при слиянии в 1962 году Новочеркасского ветеринарно-зоотехнического института (образован в 1840 году) и Азово-Черноморского сельскохозяйственного института (образован в 1907 году).





История

1 (14) октября 1907 года в Персиановке было открыто Донское среднее сельскохозяйственное училище (ДССХУ) — первое учебное заведение такого типа на юге России.

В 1920 году Училище было переименовано в Сельскохозяйственный техникум имени М. В. Кривошлыкова.

В 19181922 годах на базе Техникума сформировался Донской институт сельского хозяйства и мелиорации (ДИСХИМ).

Уже в первые недели Великой отечественной войны на фронт добровольцами ушли многие сотрудники, преподаватель, студенты и выпускники института. Летом 1942 года Персиановка оказалась по немецкой оккупацией, несмотря на это институт продолжал работать в старом корпусе.

После окончания Великой Отечественной войны институт стал называться Азово-Черноморским сельскохозяйственным институтом.

В 1962 году, на основании Постановления Совета Министров РСФСР от 27 сентября 1960 года и Приказа Министра сельского хозяйства РСФСР от 25 января 1962 года Новочеркасский ветеринарно-зоотехнический институт им. 1-й Конной Армии был объединён с Азово-Черноморским сельскохозяйственным институтом и реорганизован на базе последнего в Донской сельскохозяйственный институт (ДСХИ).

5 июля 1993 года ДСХИ получил новый статус — Донской государственный аграрный университет.

В ноябре 2012 года региональные власти предложили объединить в одно образовательное учреждение Азово-Черноморскую агроинженерную академию и Донской государственный аграрный университет, попавшие в список неэффективных вузов[1]

Ректоры

Ректором объединенного института в 1962 году был назначен профессор Пантелеймон Ефимович Ладан (19081983).

В 1980 году ректором ДСХИ стал профессор Владимир Иванович Степанов (19382002).

В 2002 году ректором ДонГАУ стал Анатолий Иванович Бараников.

С сентября 2013 года ректором ДонГАУ является Александр Иванович Клименко.

Деятельность

Донской ГАУ — это более 6000 студентов, 6 факультетов и 20 специальностей, 40 кафедр, более 400 преподавателей, из которых 60 — профессора. За годы своего существования государственный аграрный университет подготовил более 80 тысяч специалистов. За выдающиеся заслуги по подготовке высококвалифицированных кадров для сельского хозяйства и в развитии аграрной науки Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27.10.1966 года коллектив института был награждён орденом Трудового Красного Знамени.

Факультеты и Специальности

  • Агрономический
    • 110400 Агрономия
    • 110500 Садоводство
    • 022000 Экология и природопользование
    • 110100 Агрохимия и агропочвоведение
  • Ветеринарной медицины
    • 111201 Ветеринария
    • 110501 Ветеринарно-санитарная экспертиза
  • Технологии сельскохозяйственного производства
    • 110401 Зоотехния
    • 110305 Технология производства и переработки сельскохозяйственной продукции
    • 280102 Безопасность технологических процессов и производств
  • Биотехнологии, товароведения и экспертизы товаров
    • 260301 Технология мяса и мясных продуктов
    • 260303 Технология молока и молочных продуктов
    • 260302 Технология рыбы и рыбных продуктов
    • 240902 Пищевая биотехнология
    • 080401 Товароведение и экспертиза товаров (продовольственные товары)
  • Экономический
    • 080502 Экономика и управление на предприятии (по отраслям)
    • 080109 Бухгалтерский учет, анализ и аудит
    • 080105 Финансы и кредит
  • Педагогический
    • 050501 Профессиональное обучение (по отраслям): агроном-педагог, зооинженер-педагог
  • Факультет заочного обучения
    • Подготовка по всем специальностям, имеющимся на стационаре ДонГАУ.

В университете имеются также:

  • Центр дополнительного профессионального образования и международных связей (ЦПДО и МС)
  • Подготовительные курсы

Выпускники и работники НВЗИ—ДСХИ—ДонГАУ

Выпускники Донского государственного университета внесли огромный вклад в развитие сельского хозяйства СССР. Их высокий профессионализм позволил возродить сельское хозяйство Северного Кавказа. Специалисты университета послевоенных выпусков были направлены в сельские хозяйства Ростовской области, Краснодарского края, Ставропольского края. Руководили совхозами и колхозами в Северокавказском регионе, возглавляли отраслевые органы исполнительной власти.

Государственный деятели

Учёные


Напишите отзыв о статье "Донской государственный аграрный университет"

Примечания

  1. [news.mail.ru/inregions/south/61/politics/10932068/?frommail=1 Ростовские власти предлагают объединить два неэффективных вуза в один]
  2. [novocherkassk.net/wiki/memorials Мемориальные доски Новочеркасска]

Ссылки

  • [www.dongau.ru Официальный сайт университета]
  • [agrovuz.ru/index.php/component/k2/itemlist/user/92-%D0%B4%D0%BE%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B9%D0%B3%D0%B0%D1%83 Страница Донского ГАУ на Едином портале аграрных вузов России]
  • [www.mcx.ru/documents/file_document/v7_show/28633..htm Сотрудники ДонГАУ — участники Великой Отечественной войны]

Отрывок, характеризующий Донской государственный аграрный университет

Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.