Ермин, Лев Борисович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Лев Борисович Ермин<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">1-й секретарь Пензенского обкома КПСС Л. Б. Ермин на митинге, посвящённом перекрытию Сурского водохранилища. 1978 год.</td></tr>

Первый заместитель Председателя Совета Министров РСФСР
18 апреля 1979 — 20 апреля 1989
Глава правительства: Михаил Сергеевич Соломенцев, Виталий Иванович Воротников, Александр Владимирович Власов
Предшественник: Владимир Павлович Орлов
Председатель Государственного агропромышленного комитета РСФСР
28 ноября 1985 — 20 апреля 1989
Глава правительства: Виталий Иванович Воротников, Александр Владимирович Власов
Предшественник: должность учреждена
Преемник: Геннадий Васильевич Кулик
Первый секретарь Пензенского обкома КПСС
14 августа 1961 — 29 апреля 1979
Предшественник: Сергей Михайлович Бутузов,
Преемник: Федор Михайлович Куликов
Второй секретарь Пензенского обкома КПСС
1961 — 14 августа 1961
Предшественник: Георгий Андреевич Носов
Преемник: Георг Васильевич Мясников
 
Вероисповедание: отсутствует (атеист)
Рождение: 17 марта 1923(1923-03-17)
станция Зверево, Юго-Восточная область, РСФСР, СССР
Смерть: 9 ноября 2004(2004-11-09) (81 год)
Москва, Российская Федерация
Место погребения: Троекуровское кладбище, Москва
Супруга: Татьяна Петровна Ермина
Дети: сыновья: Борис и Леонид
Партия: КПСС
Образование: Азово-Черноморский сельскохозяйственный институт
Учёная степень: кандидат экономических наук
 
Военная служба
Годы службы: 1941—1947
Принадлежность: СССР СССР
Род войск: армия
Звание: не установлено
Сражения: Великая Отечественная война
 
Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение


Ле́в Бори́сович Е́рмин (17 марта 1923 года, станция Зверево, Юго-Восточная область[1] — 9 ноября 2004 года, Москва) — советский и российский партийный, государственный и общественный деятель, кандидат экономических наук. Первый секретарь Пензенского обкома КПСС (1961—79 гг.), Первый заместитель Председателя Совета Министров РСФСР (1979—89 гг.), председатель Государственного агропромышленного комитета РСФСР (1985—89 гг.)





Начало карьеры

Родился в семье рабочего-железнодорожника.

После окончания средней школы в 1941 году был призван в ряды Советской Армии.

Ветеран Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. Принимал непосредственное участие в боевых действиях на Западном, Волховском, Ленинградском, Прибалтийском, Украинском фронтах. На фронте вступил в ряды КПСС (1943).[2]С 1945 по 1947 проходил службу в Германии, Австрии, Венгрии, Туркестанском военном округе.

В 1952 году окончил Азово-Черноморский сельскохозяйственный институт.

После окончания института работал старшим агрономом в Маныч-Веселовской МТС Ростовской области.

В 1952—1953 годы — секретарь Веселовского райкома КПСС в Ростовской области. В 1953—1959 годы — первый секретарь Раздорского райкома КПСС в Ростовской области.

В 1959—1961 — инструктор отдела партийных органов по РСФСР в Центральном комитете КПСС.

Во главе Пензенской области

В 1961 году занял пост второго секретаря Пензенского обкома КПСС и уже через несколько месяцев был избран 1-м секретарём обкома. В годы разделения обкома на промышленный и сельский, с января 1963 по декабрь 1964 гг. был 1-м секретарём Пензенского сельского обкома КПСС. Затем вновь стал 1-м секретарём Пензенского обкома КПСС и занимал этот пост вплоть до 1979 года.

Один из самых известных государственных деятелей в истории Пензенской области. Руководил регионом 18 лет.

К числу его сильных сторон относили как прочные связи в ЦК КПСС (М. А. Суслов, Ф. Д. Кулаков и др.), так и создание эффективной управленческой команды в самом регионе (В. К. Дорошенко, Г. В. Мясников, Ф. М. Куликов, Е. В. Ванин, А. Н. Власов, Ю. А. Виноградов, А. М. Варламов, Ю. А. Акимов, А. Е. Щербаков и др.), которую называли «уникальным созвездием кадров».

Его главным достижением как первого секретаря обкома считается относительно быстрый рывок в развитии Пензенской области (в основном — в сфере сельского хозяйства). Провинциальный регион, считавшийся отстающим и депрессивным, под его руководством за довольно короткий срок превратился в высокоразвитый, а по сельскохозяйственным показателям вышел на передовые позиции в РСФСР. Это предопределило его карьерный взлёт — переход в Правительство РСФСР.

В Правительстве РСФСР

В 1979—89 гг. — Первый заместитель Председателя Совета Министров РСФСР, одновременно в 1985—89 гг. — председатель Государственного агропромышленного комитета РСФСР.

Кандидат в члены ЦК КПСС (1961—1971). Член ЦК КПСС (1971—1989).

Избирался депутатом Совета Союза Верховного Совета СССР 6-11 созывов (1962-84 гг.) от Пензенской области, депутатом Пензенского областного Совета народных депутатов, делегатом XXII, XXIII, XXIV, XXV, XXVI, XXVII съездов КПСС и XIX Всесоюзной конференции КПСС.

При Михаиле Горбачёве в апреле 1989 года отправлен на пенсию, став «жертвой» перестройки, так как являлся представителем «старой гвардии» брежневской эпохи. Кроме того, считается что Горбачёв с ревностью относился к нему ещё с 1970-х, когда Ермин руководил Пензенской областью, а будущий генсек — Ставропольским краем.

Последние годы

В 1996—1998 — заместитель главы администрации Пензенской области — руководитель представительства администрации Пензенской области при Правительстве РФ.

В 2002—2004 — председатель Пензенского землячества в Москве. Его заместителем был известный политик и предприниматель Виктор Видьманов.

Внешние изображения
[www.portrets.ru/5.43.html Портрет Льва Ермина 2003 года]

Гибель

9 ноября 2004 года около 9:00 утра выбросился из окна лестничной площадки 8-го этажа своей московской квартиры в Денежном переулке, страдая от приступа головной боли.

Незадолго до этого проходил курс лечения в Центральной клинической больнице (ЦКБ) у психиатра по поводу суицидальных наклонностей. У него периодически очень сильно болела голова. Страдая от приступов головной боли, он твердил, что покончит с собой, если боль не прекратится.

12 ноября 2004 года похоронен на Троекуровском кладбище в Москве.

Увековечение памяти

В июне 2005 года в г. Пензе была установлена мемориальная доска работы пензенского скульптора Валерия Кузнецова на доме, в котором с 1974 по 1979 гг. жил Лев Ермин (улица Красная, д. 65)[3].

Награды и звания

Ордена

Медали

Награждён 16 медалями. В том числе:

Почётные звания

Напишите отзыв о статье "Ермин, Лев Борисович"

Примечания

  1. Ныне — город в Ростовской области.
  2. [www.podvignaroda.mil.ru/?#id=1277752109&tab=navDetailManCard Подвиг народа]
  3. [www.pnz.ru/getnews.php?tid=news&&news_id=8682 Почетного гражданина увековечили в мраморе], ТРК «Наш Дом» (Пенза), 03.06.2005

Ссылки

  • [publish.pnz.ru/aif/2007/501.htm О Льве Ермине узнают в Англии]
  • [www.penza-gorod.ru/people-21.html Л. Б. Ермин на странице почетных граждан г. Пензы]
  • [www.zspo.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=161&Itemid=72 Л. Б. Ермин на странице почетных граждан Пензенской области]
  • [www.penza-trv.ru/go/region/ermin Л. Б. Ермин на сайте ГТРК «Пенза»]
  • [www.peoples.ru/state/statesmen/lev_ermean/ Л. Б. Ермин на сайте Peoples.ru]
  • [www.portrets.ru/5.43.html Портрет Л. Б. Ермина. 2003 г.]
  • [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=524194 Бывший член ЦК КПСС вышел в окно. Самоубийство]
  • [www.pnz.ru/getnews.php?tid=news&&news_id=5755# Почетный гражданин города покончил с собой]
  • [archive.is/20121225144253/moscow-tombs.narod.ru/2004/ermin_lb.htm Могила Л. Б. Ермина]

Отрывок, характеризующий Ермин, Лев Борисович

Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.