Дар, Фредерик
Поделись знанием:
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.
Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]
Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
| Фредерик Дар | |
| Frédéric Charles Antoine Dard | |
 | |
| Псевдонимы: |
Сан-Антонио |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: | |
| Годы творчества: | |
| Жанр: |
иронический детектив |
| Премии: |
Гран-при полицейской литературы 1957 |
Фредерик Дар (фр. Frédéric Dard, 29 июня 1921 — 6 июня 2000) — французский писатель, в России и в мире больше известен под своим основным псевдонимом Сан-Антонио.
Содержание
О писателе
Под псевдонимом Сан-Антонио Фредерик Дар написал 183 романа о похождениях полицейского комиссара Антуана Сан-Антонио (книги написаны от его лица) с постоянным подчинённым, современным Гаргантюа инспектором Берюрье. Во Франции сложно найти семью, у которой бы не было в библиотеке какой-либо книги Сан-Антонио. Более того: Фредерик Дар является самым читаемым автором XX века и начала XXI века — его книги в общей сложности вышли тиражом более 300 миллионов экземпляров, а на настоящий момент ежемесячно переиздаются не менее трёх книг.
Псевдоним Сан-Антонио был взят им совершенно случайно, когда Фредерик Дар ткнул пальцем в карту США, чтобы придумать англоязычное имя новому герою.
Всего же Фредерик Дар является автором 288 романов, 250 новелл, 20 театральных постановок, 16 киносценариев. Его работы отличаются своеобразным, легко узнаваемым юмором и сарказмом; они насыщены подчёркнуто-грубоватой игрой слов, арго и неологизмами (т. н. «санантонионизмы», которых, по подсчётам около 20000), что делает перевод его работ крайне сложным. Во Франции даже издан «Словарь Сан-Антонио», содержащий 15000 статей.
Однако, несмотря на сложности перевода, его книги были изданы на различных языках, таких как итальянский язык, румынский язык, английский язык и немалое количество (в сравнении с английскими изданиями) издано на русском. Всего, по данным «Каталога переводов» Филиппа Оруссо, насчитывается 435 переводов в 33 странах мира. Многие его произведения выдержали несколько переизданий, так История Франции глазами Сан-Антонио переиздавалась 18 раз. По произведениям Сан-Антонио снято 4 фильма, хотя считается что фильмы проигрывают книгам в силу невозможности передать в полной мере всю игру слов в произведениях.
В 1997 году создана [www.amisdesana.org ассоциация друзей Сан-Антонио].
Последний роман Фредерика Дара вышел уже после его смерти и был закончен сыном Дара Патрисом.
Жак Ширак назвал Фредерика Дара «волшебником французского языка».
Я шокирую? Спасибо тебе, Бог мой, дорогой Великий Боже! Наконец-то я с тобой, дивный Отче и Друг. Я их шокирую! А ты там ухохатываешься на горе, где стоит старый домик! Ты говоришь: «Этот от меня ускользнул. Он не подпадает под проклятье. Он ускользнул, потому что знает, что он от Меня, и что страх беспредметен, если главенствует любовь. Не подпадает под проклятье, потому что он любит Меня, и каждый день молит о том, чтобы любить ещё больше. Не подпадает под проклятье, потому что у него на глазах слёзы, когда он думает обо Мне. Он видит горы и знает, что это Я. Он видит петуха, который топчет курицу, и знает, что это Я. И он знает, что ересь, которую он пишет, это опять же Я, и он не богохульствует, показывая здоровый член, который Я ему дал». Сан-Антонио. «Босфорь, чтоб засияла». 1991
Список псевдонимов
- San-Antonio
- Frederic Antony
- Max Beeting
- Maxel Beeting
- William Blessings
- Eliane Charles
- Frederic Charles
- Leopold Da Serra
- Antonio Giulotti
- Verne Goody
- Kill Him
- Kaput
- Cornel Milk
- L’Ange Noir
- Wel Norton
- F. D. Ricard
- Sydeney
- Andre Berthomieu
- M. G. Pretre
Библиография
см. [fr.wikipedia.org/wiki/Liste_des_San-Antonio Библиография Сан-Антонио на французском языке] и [fr.wikipedia.org/wiki/Liste_des_%C5%93uvres_de_Fr%C3%A9d%C3%A9ric_Dard_sauf_San-Antonio Библиография изданий под другими псевдонимами]
Библиография русских переводов
(некоторые издания включают несколько новелл)
Как Сан-Антонио
- 1990 Травля. (Au suivant de ces messieurs. 1957) Пер. Чернышовой, М. «Прометей», МГПИ им. Ленина.
- 1992 Вы ведь меня знаете? (Moi, vous me connaissez? 1971) Пер. А. Дзюба. «Курьер», Нижний Новгород.
- 1992 Можно любить и лысых. (Certaines l’aiment chauve. 1975) Сборник «Мир детектива», Изд-во «ГАРТ», А/О «Принтест», Таллинн.
- 1992 У мышек нежная кожа. (Les souris ont la peau tendre. 1951) Пер. В. Заболотного, М. МП «Владан».
- 1992 Я боюсь мошек. (J’ai peur des mouches. 1957) Пер. В. Заболотного, РППО «Союзбланкоиздат».
- 1992 Волк, переодетый бабушкой. (Le loup habillé en grand-mère. 1962) Пер. В. Заболотного. Изд-во МП «Владан».
- 1992 Стандинг или правила хорошего тона в изложении главного инспектора полиции Александра-Бенуа Берюрье. (Le standinge selon Bérurier. 1965) Пер. А. Мигачева, М. «Соваминко» совместно с «Русский Медведь».
- 1993 Привет, святой отец. (Salut, mon pope. 1966) Пер. Т. Левиной, М. «Огонек» (приложение).
- 1993 У кошечек нежная шкурка. (Les souris ont la peau tendre. 1951) Пер. С. Дубина. Серия «Остросюжетный детектив». Вып. 15. М. СП «Парнас».
- 1993 Моё почтение девчонке. (Mes hommages à la donzelle. 1952) Пер. К. А. Красногорской, Серия «Остросюжетный детектив». Вып. 16. М. «Фемида-Ю».
- 1993 Архипелаг Малотрю. (L’archipel des Malotrus. 1967) Пер. К. А. Красногорской. Серия «Остросюжетный детектив». Вып. 17. М. «Фемида-Ю».
- 1994 Не спешите с харакири. (Fleur de nave vinaigrette. 1962) Пер. С. Кокла. — М. «Звонница».
- 1994 Стендинг или правила приличия по Берюрье. (Le Standinge selon Bérurier. 1965) Пер. Г. Барсукова. М. «Топикал».
- 1994 Сан-Антонио у маков. (San-Antonio chez les Mac. 1961) Пер. А. Михилева и В. Хлопонина. Изд-во «Дельта», Харьков.
- 1995 Смертельная игра. (Entre la vie et la morgue. 1959) Пер. В. Бережного.
- 1995 Дама в чёрной вуали. (Du poulet au menu. 1958) Пер. Л. Васюковича. «Борисфен», Киев. «Библиотека полуночника».
- 1995 Княжеские трапезы. (Les soupers du prince. 1992) Пер. Веры Шервашидзе и А. Щедрова. М. «Новости».
- 1996 Безымянные пули. (Des dragées sans baptême. 1953) (4 произведения) Пер. В. Е. Климанова. М. «Канон». Т. 1.
- 1996 Неприятности на свою голову. (Du mouron à se faire. 1955) (4 произведения) Пер. В. Е. Климанова. М. «Канон». Т. 2.
- 1996 Подлянка. (Le coup du père François. 1963) (4 произведения)Пер. В. Е. Климанова. М. «Канон». Т. 3
- 1997 Джоконда с пистолетом. (Passez-moi la Joconde. 1954) Пер. А. Баранова. Минск «Интердайджест».
- 1998 Мёртвые не кусаются. (Le loup habillé en grand-mère. 1962) Пер. Л. А. Саврова. М. «Физкультура и Спорт».
- 2009 Сан-Антонио. Избранные произведения в 3-х томах (13 произведений). М.: «Терра-Книжный Клуб». Пер. В. Е. Климанова.
Выпущены в серии «Иронический детектив»
Пер. А. В. Мусинова, Т. Е. Березовской. М. «Фантом Пресс»
- 1997 Слон — это обман. (Un éléphant, ça trompe. 1968).
- 1997 Голосуйте за Берюрье (Votez Bérurier. 1964).
- 1997 Слепые тоже видят. (Appelez-moi chérie. 1972).
- 1998 Большая Берта. (Moi, vous me connaisez? 1971). Пер. Е. Полецкой.
- 1998 Берюрье в гареме. (Bérurier au sérail. 1964).
- 1998 Серенада для Грейс. (Sérénade pour une fille défunte. 1954).
- 1998 Беби из Голливуда. (On t’enverra du monde. 1959).
- 1998 Улица мертвецов. (Rue des Macchabées. 1954).
- 1998 Ёлка в подарок. (San-Antonio met le paquet. 1959).
- 1998 Провал операции «Z». (La rate au court-bouillon. 1965).
- 2000 Игра в четыре ноги. (Du sirop pour les guêpes. 1960).
Выпущены в серии «Переводы Геннадия Барсукова»
М. Цитадель.
- 2001 Берю и некие дамы. (Béru et ces dames. 1966).
- 2004 Стендинг или правила приличия по Берюрье. (Le standinge selon Bérurier. 1965).
- 2004 Берю и некие дамы. (Béru et ces dames. 1966).
- 2004 Сексуальность. (La sexualité. 1971).
- 2004 Крик морпиона. (Le cri du morpion. 1989).
- 2004 Клянусь. (Je le jure. 1975).
- 2009 История Франции глазами Сан-Антонио или Берюрье сквозь века (L’Histoire de France vue par San-Antonio. 1964)
Как Фредерик Дар
- 1991 Палач плачет (Le bourreau pleure). Пер. Н. Нолле. М. «Новости».
- 1991 От этого не умирают (On n’en meure pas). Пер. Н. Нолле. М. Физкультура и спорт. Спортивный детектив, Вып. 3. «Запрещенный прием».
- 1991 Чудовище из Сен-Жермена. (Le bourreau pleure). Издательский Центр НПО «Всесоюзная Книжная Палата»
- 1991 Любовник на двоих. (C’est toi le venin). Пер. А. Жуковского.
- Смерть, о которой ты рассказал. (La mort dont tu parlais). Пер. И. Зуб, И. Лукашевой. Минск, Дайджест.
- 1992 Грузовой лифт. (Le monte-charge). Пер. С. Коштиал. «Book Chamber International».
- 1992 Подонки. (Les scelerats) АПК «Северный Дом», Сургут
- 1992 Остались только слёзы. (Les yeux pour pleurer). Пер. Н. Нолле. М. Ассоциация Блик, Ж-л «Театр», РИК Культура «Убийца, ваш выход».
- 1992 Ты — настоящая отрава. (C’est toi le venin). Пер. С. Хачатуровой. М. Восхождение. Серия «Классика зарубежного детектива»,
- Т. 2. Французский Детектив. * 1993 Любовник на двоих; Зодиак-ЭКО.
- 1994 Человек, изменивший своё лицо.
- 1994 Убийца. (Kaput. Un tueur). Пер. В. Ластивняк. Киев. РПО «Полиграфкнига».
- 1994 Выродок. (Kaput. Un tueur). Пер. В. Ластивняк. Харьков. ИМП «Рубикон».
- 1996 Расплата. Пер. А. Жуковского. «Интердайджест», Минск.
- 1996 Брак по объявлению. Пер. И. Зуб. «Интердайджест», Минск.
- 1998 Глаза, чтобы плакать. (Des yeux pour pleurer). Пер. Л. Яркиной. М. «Терра — Книжный клуб».
- 2000 По моей могиле кто-то ходил. (Quelqu’un marchait sur ma tombe).
- Человек с улицы. (L’homme de l’avenue). Пер. А. Щедрова. М. Вагриус.
Напишите отзыв о статье "Дар, Фредерик"
Примечания
- ↑ Французские названия даны по изданию: San-Antonio. Réglez-lui son compte. Paris, Éditions Fleuve Noir, 1981.
Ссылки
- [sana.kislovodsk.ru/index.html Сайт поклонника и переводчика Геннадия Барсукова]
- [www.imdb.com/name/nm0201063 Фредерик Дар на сайте IMDB]
- [www.i3s.unice.fr/~crescenz/San-Antonio/colloque_San-Antonio_20100318.pdf Международный коллоквиум Сан-Антонио и культура Франции, Париж, Сорбонна, 2010] (фр.)
Отрывок, характеризующий Дар, Фредерик
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.
Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]
Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.
