Де Санглен, Яков Иванович

Яков Иванович Де Санглен Jaques de Saint-Glin
Директор Особенной канцелярии Министерства полиции
1812 — 1819
Преемник:	Максим Яковлевич фон Фок
Рождение:	1776(1776) Российская империя Российская империя Москва
Смерть:	2 апреля 1864(1864-04-02) Российская империя Российская империя Москва
Профессия:	писатель
Научная деятельность
Научная сфера:	филология, история
Место работы:	Московский университет

Яков Иванович Де Санглен (фр. Jaques de Saint-Glin, 1776—1864 или 1868) — русский государственный деятель и писатель, один из руководителей политического сыска при Александре I, действительный статский советник.

Биография

Родился в Москве в семье выходца из Франции. Начальное образование получил в московских частных пансионах. В 1786 году поступил в Ревельскую гимназию, где проучился 6 лет.

Начал карьеру переводчиком у вице-адмирала Г. А. Спиридова. Благодаря продолжительному отпуску смог прослушать курс философии профессора Платнера в Лейпцигском университете и курс астрономии профессора Боде в Берлине. По возвращении в Россию в 1804 году, сдав экзамен, стал преподавать немецкую словесность в Московском университете, заменив профессора Гейма. Одновременно читал публичные лекции о военных науках и тактике. В 1805 году вместе с профессором Буле издавал журнал «Учёные ведомости», в 1805—1806 годах был соиздателем журнала «Аврора» вместе с профессором Рейнгартом. В 1806 году становится адъюнкт-профессором военной истории. Одновременно занимался переводами, опубликовав в 1804 году книгу «Отрывки из иностранной литературы».

В 1807 году оставил преподавание и был причислен к штабу генерал-адъютанта князя П. М. Волконского, занимавшегося изучением военной организации во Франции. В 1810 году перешёл на службу в Министерство полиции, где вместе со своим непосредственным начальником А. Д. Балашовым добивался отставки М. М. Сперанского (хотя в своих мемуарах де Санглен это отрицал). В 1812—1819 годах — начальник Особенной канцелярии Министерства полиции, то есть фактический начальник тайной полиции.

Весной 1812 был назначен начальником высшей военной полиции (военной контрразведки) 1-й Западной армии М. Б. Барклая-де-Толли.

Руководя тайной полицией, де Санглен пользовался доверием императора, не раз выполняя его личные поручения. Так, именно Якову Ивановичу император Александр I поручил проверить обвинение в адрес Сперанского в том, что тот не следует плану, составленному Ф. С. Лагарпом. Прежде чем отправить Сперанского в ссылку, император несколько раз совещался с Сангленом, не посвящая в тайны этих совещаний даже министра полиции Балашова, который был начальником Санглена. Позже Яков Иванович присутствовал при опечатывании бумаг Сперанского и при его отправлении в ссылку, о чём позже докладывал императору.

В 1819 году после упразднения министерства полиции вышел в отставку и жил в Москве и в своём поместье в Клинском уезде, занимаясь литературным творчеством. В начале 1830-х годов сотрудничал в журнале «Московский телеграф». Печатал свои статьи в «Трудах Московского общества истории и древностей», а с 1845 года печатался в журнале «Москвитянин».

В 1831 году император Николай I поручил Санглену, хотя тот и не состоял на государственной службе, изучить донос, поданный государю князем А. Б. Голицыным «О иллюминатстве в 1831 г.». В своём сочинении бывший саратовский губернатор почти всех лиц, окружавших покойного императора и оставшихся при Николае I, без малейших доказательств объявлял иллюминатами: князя А. Н. Голицына, В. П. Кочубея, Сперанского, митрополита Филарета и даже самого императора Александра I. Изучив донос Голицына, Санглен все обвинения опроверг «с надлежащими доводами и объявил доносителя фанатиком». Николай I остался доволен разбором «доноса на всю Россию», наградив Якова Ивановича и отправив доносчика в ссылку.

Автор биографических записок, впервые напечатанных после его смерти. В первой части своих записок Санглен описывает царствование Екатерины II, во второй части рассказывает про времена Павла I, третья и четвёртая части посвящены Александру І и началу царствования Николая І до 1832 года.

Умер в Москве 2 апреля 1864 года (по другим данным в 1868 году).

Произведения

• 1804 — «Отрывки из иностранной литературы» (переводы с немецкого)
• 1808 — «О военном искусстве древних и новых народов»
• 1809 — «Краткое обозрение воинской истории XVIII в.»
• 1809 — «Исторические и тактические отрывки»
• 1812 — «В память графу А. И. Кутайсову», СПб.
• 1814 — «О истинном величии человека»
• 1815 — «О начале и падении мифологического мира и богослужения древних греков»
• 1829 — «Жизнь и мнения нового Тристрама» (Москва) — подражание роману Лоренса Стерна «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена»
• 1831 — «Подвиги русских под Нарвою в 1700 г.»
• 1832 — «Рыцарская клятва при гробе» (роман; Москва)
• 1843 — «Шиллер, Вольтер и Руссо» (Москва,)
• 1882—1883 — «Записки Якова Ивановича Де-Санглена. 1776—1831 гг.» — опубликованы в журнале «Русская старина»

Литература

• Энциклопедия секретных служб России / Автор-составитель А.И.Колпакиди. — М.: АСТ, Астрель, Транзиткнига, 2004. — С. 160-161. — 800 с. — ISBN 5-17018975-3.

Ссылки

• Санглен Я. И. де. [memoirs.ru/texts/Sanglen_RS82T36N12.htm «Записки Якова Ивановича де-Санглена. 1776—1831 гг.»] // «Русская старина», 1882. — Т. 36. — № 12. — С. 443—498
• Большая биографическая энциклопедия: [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/110127/Санглен «Санглен, Яков Иванович де»].
• Н. Шильдер: [az.lib.ru/d/desanglen_j_i/text_1898_shilder_dva_donosa_v_1831_godu.shtml «Два доноса в 1831 г.»], «Русская Старина», 1898 г., № 12, стр. 529—539
• [az.lib.ru/d/desanglen_j_i/ Произведения]
• [az.lib.ru/d/desanglen_j_i/text_0010.shtml Биография де Санглена]
• Ефим Курганов: [magazines.russ.ru/neva/2005/12/ku2.html «Шпион его величества»]. Опубликовано в журнале «Нева» 2005, № 12

Отрывок, характеризующий Де Санглен, Яков Иванович

– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.