Джимма
Город
|
Джи́мма (амх. ጅማ, оромо Jimma) — крупнейший город юго-западной части Эфиопии. Расположен в регионе Оромия.
Содержание
История
К началу XIX века Джимма (под названием Хирмата) была крупным торговым центром, пригородом столицы государства Оромо — города Джирен. Город находился на пересечении торговых путей, значимость его со временем возрастала, и в середине XIX века в 7 километрах от города королём Абба-Джифаром I был построен королевский дворец. В 1932 году, после смерти Абба Джифара II, королевство Джимма было упразднено и его территория напрямую подчинена Эфиопии.
В конце 1930-х город Джимма был перестроен и расширен под властью итальянских колонизаторов. Город стал одним из центров исламской культуры в Эфиопии, была открыта школа по изучению фикха[1]. В апреле 1975 года в Джимме и окрестностях прошли студенческие и крестьянские волнения, подавленные армией. В результате столкновений 24 человека погибло, многие были арестованы[2].
За несколько дней до окончания Гражданской войны в мае 1991 года Джимма был взят Революционно-демократическим фронтом эфиопских народов.
География
Джимма расположен примерно в 250 км к юго-западу от Аддис-Абебы, на высоте 2085 м над уровнем моря[3]. Через город протекает река Ауэту.
Климат
| Климат Джиммы | |||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Показатель | Янв. | Фев. | Март | Апр. | Май | Июнь | Июль | Авг. | Сен. | Окт. | Нояб. | Дек. | Год |
| Средний максимум, °C | 28,0 | 28,4 | 28,8 | 28,3 | 27,2 | 25,7 | 24,3 | 24,4 | 25,2 | 26,1 | 27,0 | 27,2 | 26,8 |
| Средняя температура, °C | 18,2 | 19,2 | 20,2 | 20,5 | 20,0 | 19,2 | 18,6 | 18,6 | 18,8 | 18,4 | 18,0 | 17,7 | 18,6 |
| Средний минимум, °C | 8,5 | 10,1 | 11,7 | 12,7 | 12,9 | 12,8 | 12,9 | 12,8 | 12,4 | 10,8 | 9,0 | 8,2 | 11,2 |
| Норма осадков, мм | 31 | 52 | 97 | 132 | 183 | 232 | 258 | 243 | 202 | 108 | 58 | 28 | 1624 |
| Источник: [en.climate-data.org/location/927063/] | |||||||||||||
Население
По данным Центрального статистического агентства, население города на 2007 год составляет 120 960 человек, из которых 60 824 мужчины и 60 136 женщин. Три основные этнические группы, проживающие в городе: оромо (46,71 %); амхара (17,14 %) и давуро (10,05 %); доля всех остальных народностей — 26,1 %. Амхарский язык является родным для 41,58 % населения; язык оромо — для 39,96 %; оставшиеся 18,46 % назвали другой язык в качестве родного. 46,84 % населения — приверженцы Эфиопской православной церкви; 39,03 % населения — мусульмане и 13,06 % — протестанты[4].
По данным переписи 1994 года население города составляло 88 867 человек, из них 43 874 мужчины и 44 993 женщины.
Экономика
Центр деревообрабатывающей промышленности. В районе города крупнейшие в Эфиопии плантации кофе. В декабре 2006 года на средства Африканского банка развития (98 млн долларов) началось строительство дороги-хайвэя между Джиммой и Мизан-Тефери протяжённостью 227 км.
Достопримечательности
Достопримечательности города — Дворец Абба Джифара, музей, университет, рынки, аэропорт.
Известные уроженцы
- Мулату Астатке — эфиопский джазовый вибрафонист, композитор и аранжировщик
Напишите отзыв о статье "Джимма"
Примечания
- ↑ J. Spencer Trimingham, Islam in Ethiopia (Oxford: Geoffrey Cumberlege for the University Press, 1952), p. 137.
- ↑ Marina and David Ottaway, Ethiopia: Empire in Revolution (New York: Africana, 1978), p. 73f
- ↑ [www.fallingrain.com/world/ET/51/Jima.html Jima, Ethiopia Page] (англ.). Fallingrain Global Gazetteer. Проверено 31 августа 2013. [www.webcitation.org/6MNLYa0X3 Архивировано из первоисточника 4 января 2014].
- ↑ [www.csa.gov.et/index.php?option=com_rubberdoc&view=doc&id=272&format=raw&Itemid=521 2007 Population and Housing Census of Ethiopia: Results for Oromia Region, Vol. 1], Tables 2.1, 2.5, 3.4 (accessed 13 January 2012)
| |||||||
Отрывок, характеризующий Джимма
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
