Джотодия, Мишель

Мишель Джотодия фр. Michel Am-Nondokro Djotodia
7-й Президент ЦАР
24 марта 2013 года — 10 января 2014 года
Предшественник:	Франсуа Бозизе
Преемник:	Александр-Фердинанд Нгуенде (и.о.)
Первый заместитель министра обороны ЦАР
3 февраля 2013 года — 24 марта 2013 года
Глава правительства:	Николас Тьянгайе
Президент:	Франсуа Бозизе
Рождение:	1949(1949) Вакага, Убанги-Шари, Экваториальная Африка
Партия:	Союз демократических сил «Селека»
Награды:

Мишель Джотодия (фр. Michel Am-Nondokro Djotodia ; род. 1949, Вакага, Убанги-Шари) — центральноафриканский политический и военный деятель , являлся её самопровозглашённым президентом с 24 марта 2013 года, после свержения и бегства Франсуа Бозизе. До этого возглавлял участвовавшую в Конфликте в ЦАР повстанческую коалицию «Селека», и в феврале 2013 года в соответствии с мирным договором получил пост первого заместителя министра обороны. 10 января 2014 года Мишель Джотодия добровольно отказался от полномочий президента страны по причине неспособности справиться с волной насилия, охватившей страну, и бежал в Бенин.

Биография

Джотодия родился в 1949 году в городе Вакага. Он мусульманин, тогда как большинство в ЦАР составляют христиане.

Учился в СССР в учетно-кредитном техникуме г. Орла, затем в Университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Был женат на гражданке СССР и имеет дочь. Жил в СССР около 10 лет. Затем вернулся в ЦАР, где в 1980-е годы был сотрудником налоговой службы.

Затем Джотодия работал в министерстве экономического планирования, потом в министерстве иностранных дел. Служил консулом в суданском городе Ньяле. .

Был президентом Союза демократических сил за единство и Патриотической группы за освобождение Центральноафриканской Республики во время гражданской войны 2004—2007 годов.

Во время войны Джотодия жил в изгнании в бенинском городе Котону. 20 ноября 2007 года он был без судебного решения арестован властями Бенина вместе со своим представителем по запросу правительства Бозизе. Они были освобождены в феврале 2008 года после дачи согласия на мирные переговоры с правительством.

В декабре 2012 года Джотодия возглавил коалицию повстанцев Селека, быстро взявшую под свой контроль большую часть страны. На мирных переговорах в январе 2013 года президент Бозизе дал согласие на назначение премьер-министром представителя оппозиции и включение повстанцев в правительство. В итоге, 3 февраля было утверждено правительство национального единения во главе с премьер-министром Николя Тьянгайе; Джотодия получил пост первого заместителя министра обороны.

Мирное соглашение было нарушено в марте 2013 года, когда Селека возобновила боевые действия, обвинив Бозизе в невыполнении своих обещаний. Джотодия заявил, что это было решением повстанцев, а не его собственным. 24 марта повстанцы захватили президентский дворец в Банги, после чего Бозизе бежал в Камерун, а Джотодия объявил себя новым президентом страны. Он пообещал соблюдать январское соглашение о перемирии, нарушенное, по его словам, Бозизе, и сохранить пост премьер-министра за Тьянгайе. Генсек ООН Пан Ги Мун поспешил выступить с осуждением «антиконституционного» переворота. 

9 января 2014 года Мишель Джотодия впервые покинул страну, вылетев на специально зафрахтованном самолете в столицу Чада Нджамену, в которой открывается саммит Экономического сообщества стран Центральной Африки (ЭКОЦАС). На нем должны были быть обсуждены меры по восстановлению мира и стабильности в стране, где ситуация фактически вышла из-под контроля.

10 января тысячи жителей Банги вышли на улицы под лозунгом «Джотодия в отставку!». В тот же день итогом саммита в Нджамене стало коммюнике, которое гласило, что члены торгово-экономического союза «приняли отставку» президента Джотодии, а также премьер-министра ЦАР Николаса Тьянгайе. Узнав об отставке Джотодии, жители Банги начали празднество.

Ссылки

• [echo.msk.ru/programs/48minut/1040434-echo/#element-text Франсуа Боизе, президент ЦАР (Центральноафриканской республики) и Мишель Джотодия, глава повстанцев//Передача радиостанции "Эхо Москвы"]

Отрывок, характеризующий Джотодия, Мишель

На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.