Димитрий (Тракателлис)

Старец-архиепископ Димитрий Αρχιεπίσκοπος Γέρων Δημήτριος<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Старец-архиепископ Американский, ипертим и экзарх Атлантического и Тихого океанов
c 18 сентября 1999 года
Избрание:	19 августа 1999 года
Интронизация:	18 сентября 1999 года
Церковь:	Константинопольский патриархат
Предшественник:	Спиридон (Папагеоргиу)
Образование:	Афинский университет
Имя при рождении:	Димитриос Тракателлис
Оригинал имени при рождении:	Δημήτριος Τρακατέλλης
Рождение:	1 февраля 1928(1928-02-01) (96 лет) Салоники, Вторая Греческая Республика
Принятие священного сана:	1964 год
Епископская хиротония:	17 сентября 1967 года

Архиепи́скоп Дими́трий (греч. Αρχιεπίσκοπος Γέρων Δημήτριος, в миру Дими́триос Тракате́ллис, греч. Δημήτριος Τρακατέλλης; род. 1 февраля 1928, Салоники, Вторая Греческая Республика) — епископ Константинопольской православной церкви, старец-архиепископ Американский, ипертим и экзарх Атлантического и Тихого океанов.

Биография

Родился 1 февраля 1928 года в городе Салоники (Греция) старший сын Христоса и Георгии Тракателлис. Его брат Антониос Тракателлис, почётный профессор биохимии Университета Аристотеля, был членом Европейского парламента.

Учился в экспериментальной школе при Университете имени Аристотеля в родном городе. На выпускном вечере в июне 1946 года выступал с прощальной речью от имени своего класса.

В сентябре того же года поступил в на богословский факультет Национального Афинского университета имени Иоанна Каподистрии, который окончил в 1950 году, защитившись на отлично.

Отслужив два с половиной года в греческой армии, вступил в монашеское миссионерское братство «Зои» («Жизнь») и стал ведущим богословским советником нескольких университетских студенческих организаций, включая Студенческий христианский союз Греции.

В 1960 году был рукоположён во диакона, в 1964 году, — во священника. В ходе поездки в Соединённые Штаты осенью 1964 года ему представилась возможность приступить к более углублённому изучению Нового Завета и патристики в Питтсбурге. Одновременно он продолжал служение Церкви на различных приходах близ Питтсбурга, в том числе в храме Успения Божией Матери в Оукмонте, штат Пеннсильвания.

В 1965 году поступил в аспирантуру Гарвардского университета, где специализировался в области изучения Нового Завета и истоков христианства.

20 июня 1967 года Священным Синодом Элладской Православной Церкви избран епископом Врисфенским, викарием архиепископа Афинского. Хиротония была совершена 17 сентября 1967 года в Афинском кафедральном соборе архиепископом Афинским и всея Греции Иеронимом и членами Священного Синода. Ему было определено нести ответственность за богословское образование клириков архиепископии.

В 1968 году, во время обучения в Гарвардском университете, Священный Синод Элладской Церкви избрал его митрополитом Аттикийским, но епископ Димитрий не принял этого избрания по причинам, относящимся к каноническому устроению Церкви и политической ситуации Греции того периода. За докторскую диссертацию на тему «Предсуществование Христа у Иустина Мученика: экзегетическое исследование в связи с христологией уничижения и прославления» получил научную степень доктора философии в ноябре 1971 года. Экзаменационный комитет отметил исключительное значение диссертации и рекомендовал её для публикации в престижной серии «Гарвардские диссертации в области религии».

В 1977 году получил степень доктора богословия в Богословской школе Национального Афинского университета за диссертацию «Трансцендентный Бог Евгноста. Значение экзегезы в исследовании гностических текстов Наг-Хаммади и обратный перевод утраченного греческого оригинала текста Евгноста Блаженного», отмеченную высшей оценкой.

На 1980—1981 учебный год стал приглашённым профессором кафедры библеистики и раннего Христианства в Греческой православной богословской школе Святого Креста в Бруклайне, штат Массачусетс. В 1983 году он был повторно приглашён для преподавания тех же предметов в этой школе, а в 1984 получил в ней пост экстраординарного профессора кафедры библеистики и раннего Христианства. На этой должности он оставался до своего официального ухода на пенсию в конце академического 1993 года. В дополнение к преподавательским обязанностям руководил программой обучения на степень магистра богословия.

В то же время входил в преподавательский коллектив Богословской школы Гарвардского университета в качестве приглашённого профессора в 1984—1985 и 1988—1989 учебных годах. С 1984 по 1993 год также неоднократно являлся научным руководителем студентов и, в нескольких случаях, членом экзаменационной комиссии по защите докторских диссертаций. Сфера его преподавательской и исследовательской деятельности включала в себя толкование, экзегезу и богословие Нового Завета, патристическую экзегезу, писания апостольских мужей, гностицизм, историю раннего Христианства и раннехристианскую литературу.

20 августа 1991 года Священный Синод Элладской Церкви избрал архиепископа Димитрия титулярным митрополитом Врисфенским, одновременно возведя Врисфенскую епархию в степень митрополии. В октябре 1993 года, завершив преподавательскую деятельность в Бруклайнской богословской школе, митрополит Димитрий возвратился из США в Грецию, чтобы приступить к полноценному исполнению обязанностей в Афинской архиепископии, одновременно не оставляя своих исследований в области Нового Завета.

19 августа 1999 года Константинопольский патриарх Варфоломей и Священный Синод Константинопольской Православной Церкви избрали митрополита Димитрия архиепископом Американской архиепископии. Его настолование состоялось 18 сентября 1999 года в греческом православном соборе Святой Троицы на Манхэттене, Нью-Йорк.

Руководил работой по разрешению финансовых проблем архиепископии, и, благодаря щедрому участию многих членов Церкви, ему удалось расплатиться с солидным долгом архиепископии. В ходе этого процесса было обращено внимание на принципиальную важность вопросов, связанных с доверием и отчётностью в сфере финансовой деятельности управленческих структур архиепископии на всех уровнях. При архиепископе Димитрии было переустроено некоторых отделов церковного управления, положено начало новым направлениям служения Церкви.

19 февраля 2004 года был избран членом Священного Синода Константинопольской Православной Церкви, по случаю включения в Синод шести иерархов из епархий за пределами Турции.

Принимал участие в многочисленных международных научных конференциях и встречах и сохраняет членство в ряде научных организациях США и Европы. Кроме того является членом редколлегии научных журналов «Греческое Православное богословское обозрение» (Greek Orthodox Theological Review) и «Второй век» (The Second Century).

C 13 марта 2011 по 27 ноября 2012 года являлся местоблюстителем Американской Карпаторосской епархии.

26 ноября 2015 года, решением Священного Синода Константинопольского патриархата, к титулу архиепископа прибавлено наименование старец-архиепископ Американский (греч. Αρχιεπίσκοπος Γέρων Αμερικής).

Библиография

Помимо многочисленных статей и докладов, автор монографий:

• Authority and Passion, 1987.
• The Transcendent God of Eugnostos, 1991.
• Christ, the Pre-existing God, 1992.
• The Fathers Interpret, 1996.

Награды, почётные членства

• почётный доктор филологии Колледжа Ричарда Стоктона, Помона, Нью-Джерси (31 октября 1999)
• почётный доктор богословия Свято-Владимирской православной семинарии в Крествуде, Нью-Йорк (31 января 2002)
• зарубежный член Афинской академии по богословию в областях этики и политологии (избран в ноябре 2002, принят 14 ноября 2003)

См. также

• Список ныне живущих архиереев Константинопольской православной церкви

Ссылки

• Афанасий Антонопулос [www.pravoslavie.ru/orthodoxchurches/40260.htm Архиепископ Американский Димитрий (Тракателлис): Биографический очерк] // pravoslavie.ru
• [www.pravmir.ru/obama-i-arxiepiskop/ Обама и архиепископ] // «Православие и мир», 23 января 2013 г.

Отрывок, характеризующий Димитрий (Тракателлис)

пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.