Доктор (комедия дель арте)

Доктор (итал. Il Dottore, фр. Le Docteur), также Доктор Баландзоне (особенно часто в кукольном театре), Доктор Грациано — персонаж-маска итальянской комедии дель арте, один из комических стариков итальянского площадного театра. Представляет северный (или венецианский) квартет масок, наряду с Арлекином, Бригеллой и Панталоне.

• Происхождение: болонский юрист, с жёстким, грубоватым диалектом.
• Занятие: псевдо-учёный доктор права (очень редко — доктор медицины, тогда к его костюму прибавлялись клистиры, ночные горшки, грязное бельё и т. п.)
• Костюм: обязательна длинная черная мантия, под ней он носит чёрную куртку и чёрные короткие панталоны, чёрные туфли с чёрными бантами, чёрный кожаный пояс, на голове черная шапочка. Костюм дополняют белые манжеты, широкий белый воротник вокруг шеи и белый платок, заткнутый за пояс.
• Маска: чёрного цвета с огромным носом, закрывает, как правило, все лицо, но иногда только лоб и нос, тогда щеки Доктора густо нарумяниваются.
• Поведение: как и Панталоне, это старик, обманутый другими персонажами комедии. Это человек очень толстый, его живот выступает вперёд, затрудняет свободное движение и хорошо виден. Ему тяжело наклоняться и ходить. Он так же похотлив, как и Панталоне. Он тщеславный, невежественный педант, разговаривающий непонятными латинскими терминами и цитатами, которые нещадно перевирает. Немного чудаковат и очень любит вино.

Маска Доктора требовала очень хорошего владения болонским диалектом, а также большой эрудиции, чтобы импровизировать и создавать комический эффект из обрывков знаний.

Начиная с XII века Болонья — центр университетской жизни Европы, а её юристы — учёнейшие люди, которых приглашают за советами ко дворам князей и королей. Однако, как и в случае с венецианскими купцами, к XVI в. болонские юристы захирели, они по-прежнему оставались весьма учёными людьми, но знания их были оторваны от жизни и, фактически, стали бессмысленны, поэтому и стали объектом насмешек простого народа, а затем и перекочевали на подмостки площадных театров.

Основные черты этой маске придал актёр Лодовико де Бьянки, другими выдающимися исполнителями этой маски стали Маркантонио Романьези и Бернардино Ломбарди. Игра последнего настолько запомнилась зрителям, что эту маску часто называли Доктор Ломбарди, как например, в пьесе К. Гольдони «Слуга двух господ». Мольер вводит этого персонажа в свои комедии «Ревность Барбулье», «Брак поневоле», «Любовная досада» и «Мнимый больной».

• Il Dottore - commedia dell'arte.JPG

  Статуэтка кон. XVIII в.

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Актёр Бьянколелли в костюме Доктора, неизвестный художник (XVII в.)

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Актёр М.А. Романьези в костюме Доктора, с гравюры XVII в.

• Dottore2.png

  Доктор права в XVII в.

• Dottore's Mask.jpg

  Маска Доктора

Источник

• Дживелегов А. К. Итальянская народная комедия. Москва, 1954. С. 107—112.
• [svr-lit.niv.ru/svr-lit/dzhivilegov-izbrannye-stati/maski.htm Маски // Дживилегов А. К. Избранные статьи по литературе и искусству.]

Отрывок, характеризующий Доктор (комедия дель арте)

В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.