Држич, Марин

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мари́н Држич
хорв. Marin Držić

Статуя Марина Држича перед Ректорским дворцом в Дубровнике
Дата рождения:

1508(1508)

Место рождения:

Дубровник

Дата смерти:

2 мая 1567(1567-05-02)

Место смерти:

Венеция

Род деятельности:

поэт, драматург

Мари́н Држич (хорв. Marin Držić, итальянское имя Марино Дарса, итал. Marino Darsa; 1508, Дубровник (Рагуза) — 2 мая 1567, Венеция) — хорватский (Дубровницкая республика) драматург и поэт, представитель далматинского Возрождения XVI века.





Жизнь

Држич был родом из многодетной плебейской семьи, его дядя Джоре Држич тоже был поэтом. В 18 лет он был рукоположен в католические священники и отправился учить каноническое право в Сиену, находившуюся под властью Испании. Држич посещал нелегально игравшиеся в Сиене спектакли (зрелища были запрещены) и начал писать стихи в стиле петраркизма, а также пасторальные пьесы.

В 1543 году Држич вернулся в Дубровник. В городе театральные представления пользовались огромной популярностью среди всех классов. Држич написал множество комедий для ежегодного карнавала, далеко не все сохранились.

Он много путешествовал, побывал в Вене и Константинополе. В конце жизни, оппозиционно настроенный к олигархии Республики, эмигрировал и безуспешно добивался у Медичи, властителей Флоренции, чтобы они свергли дубровницкие власти. Затем переехал в Венецию, где и умер. Похоронен в Венеции в церкви святых Иоанна и Павла.

Творчество

Первая его известная пьеса — «Тирена», где фигурируют пастухи, аристократы, а также фантастические существа (феи и другие); она напоминает «Сон в летнюю ночь» Шекспира. Наиболее знаменитая комедия Држича — «Дядя Марое» (Dundo Maroje; есть русский перевод, в 1980 году ставилась в БДТ) о дяде, решившем проследить судьбу дукатов, которые он выдал расточительному племяннику.

В драматургии Држича изображена огромная галерея типов Дубровницкой республики, выведен ряд узнаваемых масок — аристократы, священники, плебеи-рогоносцы, домашние тираны, слуги-плуты, простодушные поселяне и т. п. Ощутимо влияние масок римской комедии, особенно Плавта. Его театр отличает лингвистическая многослойность: персонажа характеризует язык, одни говорят на дубровницком хорватском городском диалекте, другие — на сельских, третьи — на итальянском. Држич также написал ряд прозаических памфлетов, где критиковал пороки аристократии.

Признание

В Хорватии учреждена драматургическая премия имени Марина Држича. 2008 год (500-летний юбилей драматурга) объявлен в Хорватии годом Марина Држича и отмечался также ЮНЕСКО. Имя Држича носит проспект в Загребе. Особым почётом его имя окружено в родном Дубровнике. В городе есть его дом-музей, а в 2008 году, в год Марина Држича, перед Ректорским дворцом в Дубровнике поставлен памятник священнику-драматургу. При его жизни воздвигать статуи гражданам Республики было запрещено[1] в знак равенства; лишь в 1638 году была поставлена статуя купцу Михо Працату, завещавшему свои богатства государству.

Напишите отзыв о статье "Држич, Марин"

Литература

Примечания

  1. [www.dubrovnik-online.com/english/monuments4.php Dubrovnik online]

Отрывок, характеризующий Држич, Марин

– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.


31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.