Ермакова, Валентина Александровна

Валентина Ермакова
с Олегом Янковским в спектакле «Стакан воды», 1970 год
Имя при рождении:	Валентина Александровна Ермакова
Дата рождения:	29 ноября 1924(1924-11-29)
Место рождения:	Молчановка, Сталинградская область, РСФСР, СССР
Дата смерти:	2 июня 2003(2003-06-02) (78 лет)
Место смерти:	Саратов, Российская Федерация
Гражданство:	СССР СССР→Россия Россия
Профессия:	актриса, театральный педагог
Награды:

Валенти́на Алекса́ндровна Ермако́ва (1924—2003) — советская и российская актриса театра и кино, театральный педагог. Народная артистка СССР (1981).

Биография

Валентина Ермакова родилась 29 ноября 1924 года в селе Молчановка Николаевского района Волгоградской области в семье учителя. Однако примерно с возраста 6 лет её воспитывал отчим, инженер-строитель Пётр Михайлович Круглов.

Начиная с пятого класса Валя Ермакова стала посещать театр, полюбила его. Детские годы Валентины прошли в Сталинграде. Школу Валентина не любила, трудно давались точные науки, приходилось списывать. Но она много, запоями читала и как следствие хорошо писала сочинения и изложения. В школьные годы не влюблялась в сверстников, её первыми влюблённостями были книжные герои: Печорин, Базаров, Инсаров. В те годы главным режиссёром театра в Сталинграде был Всеволод Энгелькрон, спектакли его театра были замечательные. Некоторые одноклассницы Валентины открыто говорили о поступлении в артистки, а она сама держала свою мечту в тайне, не была уверена в себе. В школе особых друзей не заводила, по её собственным воспоминаниям она была «кошкой гуляющей сама по себе».

По окончании в 1948 году театральной студии при Саратовском ТЮЗе начала работать в театре юного зрителя.

С 1955 года работала в Ташкентском русском драматическом театре.

С 1956 по 1960 годы работала в Волгоградском драматическом театре.

С 1960 года по 1995 год служила в Саратовском театре драмы.

С 1972 года занималась педагогической деятельностью в Саратовском театральном училище, (ныне — Театральный институт Саратовской государственной консерватории им. Собинова).
С 1988 года — профессор Саратовской консерватории им. Л. В. Собинова, в которой она проработала до конца жизни.
Валентина Ермакова — режиссёр-постановщик дипломных спектаклей.

За это время Валентина Ермакова подготовила не один десяток учеников, ставших ведущими актёрами в столичных и провинциальных театрах. Среди Учеников Ермаковой: Е. В. Миронов, Г. Б.Тюнина, В. В. Калисанов, А. Г. Коршук, Д. В. Ланчихин, А. М. Вартаньян, А. А. Светлова, М. А. Матвеев, Д. А. Бурлаков.

Неоднократно избиралась председателем Саратовского отделения Всероссийского театрального общества.

Муж — актёр Ю. М. Сагьянц.

В. А. Ермакова умерла 2 июня 2003 года в Саратове. Похоронена на Елшанском кладбище города Саратова.

Признание и награды

• Народная артистка СССР (1981)
• Орден Дружбы народов (1986)
• Государственная премия РСФСР имени К. С. Станиславского (1988) — за исполнение роли в спектакле «Жили-были мать и дочь» по Ф. А. Абрамову.
• Международная премия К.С.Станиславского (2002)

Творчество

Актриса театра

Саратовский ТЮЗ

• 1948 — «Аленький цветочек». Режиссёр: В. И. Давыдов — Алёнушка
• «Ромео и Джульетта» — Джульетта
• «Дамоклов меч» Назыма Хикмета. Режиссёр: Д. А. Лядов — дочь судьи
• «Аргонавты»

Саратовский театр драмы

• 1962 — «Четверо под одной крышей» М. Смирнова, М. Крайндель. Режиссёр: Я. А. Рубин — Лена Королькова
• 1964 — «Совесть» Д. Павлова. Режиссёр: Д. А. Лядов — Наташа
• 1974 — «Лисички» Л. Хелман, режиссёр Александр Дзекун — Реджина Гидденс
• «Мсье Амилькар» — Элеонора
• «Месяц в деревне» И. С. Тургенева — Наталья Петровна
• 1977 — «Ужасные родители» Жана Кокто, режиссёр А. И. Дзекун — Ивонна
• 1979 — «Гекуба» Еврипида, режиссёр А. И. Дзекун — Гекуба
• 1984 — «Жили-были мать да дочь» Ф. А. Абрамова, режиссёр А. И. Дзекун

Актриса кино

• 1970 — Без права на пощаду

Отрывок, характеризующий Ермакова, Валентина Александровна

– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.