Здание Центросоюза

Достопримечательность
Здание Центросоюза (Наркомлегпрома)
Центросоюз, вид с проспекта Академика Сахарова
Страна	Россия
Москва	Мясницкая улица, 39 — Проспект Академика Сахарова, 37
Координаты	55°46′03″ с. ш. 37°38′27″ в. д.55.767521° с. ш. 37.640705° в. д. / 55.767521; 37.640705
Архитектурный стиль	модернизм (интернациональный стиль)
Автор проекта	Ле Корбюзье, П. Жаннере, Н. Я. Колли
Первое упоминание	1928
Строительство	1928—1937 годы
Статус	Объект культурного наследия РФ № 7701535000
Состояние	Нуждается в реставрации

 памятник архитектуры (местного значения)

Зда́ние Центросоюза (Наркомлегпро́ма) — офисное здание, возведённое в 1928—1936 годах в центре Москвы по проекту Ле Корбюзье, при участии П. Жаннере и Н. Я. Колли. Представляет собой комплекс корпусов, обращённый одновременно на две параллельные улицы — Мясницкую и проспект Академика Сахарова. Здание относится к числу наиболее интересных архитектурных раритетов не только Москвы, но и мира, представляя собой созданный знаменитым архитектором образец европейского модернизма конца 20-х годов XX века.

Первоначально это было административное здание Всесоюзного общества кооператоров (для которого и проводился конкурс), затем Наркомлегпром СССР, Министерство текстильной промышленности СССР, с 1959 года — ЦСУ СССР. В настоящее время здесь располагается Федеральная служба государственной статистики — Росстат и Федеральная служба по финансовому мониторингу.

История проекта и характеристика

Идея строительства здания для размещения Центросоюза возникла во времена НЭПа, когда основой экономики стали различные кооперативные общества. Под новое здание по предложению архитектора Б. М. Великовского в 1925 году выбрали место между двумя параллельными улицами — Мясницкой и планируемой к прокладке Ново-Мясницкой улицей (ныне — проспект Академика Сахарова), на их пересечении с проектируемым бульваром, идущим от Огородной Слободы.

На проектирование здания в 1928 году был объявлен международный открытый конкурс, в котором приняли участие братья Александр и Виктор Веснины, Б. М. Великовский, С. Е. Чернышёв, И. И. Леонидов, А. Д. Крячков и другие. Конкурс проходил в три этапа и в первом из них одержал победу Б. М. Великовский. Однако по результатам всех трёх этапов победу одержал Ле Корбюзье.

Здание Центросоюза — один из первых в Европе больших офисных комплексов со сплошным остеклением. Первое, что бросается в глаза при подходе к нему, — это гигантские поверхности стекла на фасадах, открытые стойки-опоры, поддерживающие блоки офисов, свободные пространства первого этажа (под зданием можно свободно пройти), горизонтальные крыши, красновато-коричневая облицовка стен из розового артикского туфа. Всё это — характерные особенности творческой манеры Ле Корбюзье начала 30-х годов (за исключением разве что облицовки), яркая иллюстрация его же известных «Пяти отправных точек современной архитектуры». В зданиях комплекса предусмотрены рабочие места для 3500 служащих, а также большой конференц-зал (выделенный отдельным блоком), клубные помещения, читальный зал, ресторан и многое другое. В первом этаже расположен просторный входной вестибюль, с открытыми лестницами и пандусами (наклонными пешеходными рампами) для связи между этажами.

Здание Центросоюза, этот модернистски осмысленный офис, весьма сходен по программе со зданием Министерства здравоохранения и образования в Рио-де-Жанейро (арх-ры Л. Коста, О. Нимейер, при участии Ле Корбюзье 1936), где также присутствуют открытые колонны в основании здания, большие поверхности стекла, разделение объёмов по их функции. Близкий аналог Центросоюзу и «Швейцарский павильон» в Париже (арх. Ле Корбюзье, 1931), в котором основной блок также покоится на колоннах, а сплошное остекление фасада «вставлено» в раму из камня. Можно добавить к этому и здание Секретариата ООН, автором которого тоже считается Ле Корбюзье 1947. Секретариат ООН — это, образно говоря, не что иное, как поставленный вертикально офисный блок Центросоюза. Как и все эти упомянутые здания, Центросоюз являет собой образчик «интернационального стиля», повсеместно вошедшего в моду с начала 1950-х годов. «Существует вероятность, что здание Центросоюза на Мясницкой улице в Москве, построенное по проекту Ле Корбюзье, может быть включено в список Всемирного наследия вместе с другими постройками этого мастера, представляемыми Францией.»

Строительство

Строительство комплекса велось под надзором Николая Колли, эрудированного, авторитетного архитектора из группы конструктивистов. Он состоял в переписке с Ле Корбюзье, согласовывая с ним все изменения проекта. Ле Корбюзье дважды приезжал в Москву на строительство здания — в 1929 и в 1930 годах; в ходе этих визитов в проект были внесены изменения, в частности, были расширены корпуса в сторону современного проспекта Академика Сахарова и изменено сопряжение корпусов. Именно благодаря авторитету и настойчивости Колли комплекс Центросоюза построен с весьма хорошим для тех времен качеством. Курировало стройку крыло Троцкого, но после того, как в конце 1920-х годов в стране произошли известные перемены в политическом курсе, а затем и в архитектурном — в сторону «государственного классицизма», — проект был приостановлен на несколько лет. С 1930 года Ле Корбюзье в Москве не бывал, и реализацией проекта целиком занимался Н. Я. Колли. Завершалось строительство Центросоюза в 1933—1937 годах.

По предложенным идеям проект Центросоюза Ле Корбюзье был крайне новаторским, опережающим время, — как в отношении примененных материалов и конструкций, так и по своему архитектурному облику. Причем новаторским не только для России, где в ту пору существовал свой сильный архитектурный авангард, но и для Европы. В офисных блоках Центросоюза применена конструкция типа железобетонной этажерки-каркаса, позволяющая свободно планировать этажи, что для строительной практики России было новинкой. Корбюзье предложил также навесные герметичные стеклянные стены-экраны с вакуумом вместо воздуха между двумя слоями стекла — с целью теплоизоляции внутренних помещений. Вдобавок к этому в здании предусматривалась внутренняя система аэрации — кондиционирования. Это технологическое решение, имевшее целью обеспечить комфортные условия для работников при любых погодных условиях, зимой и летом, в силу ограниченных возможностей того времени было осуществлено далеко не полностью.

15 октября 2015 года перед фасадом здания, выходящим на Мясницкую улицу, открыт памятник Ле Корбюзье (авторы — скульптор А. В. Тыртышников и архитектор А. И. Воскресенский).

См. также

• Конструктивизм в архитектуре Москвы

Литература

• Архитектура Москвы 1910—1935 гг. / Комеч А. И., Броновицкая А. Ю., Броновицкая Н. Н. — М.: Искусство — XXI век, 2012. — С. 255—260. — 356 с. — (Памятники архитектуры Москвы). — 2500 экз. — ISBN 978-5-98051-101-2.

Ссылки

• [www.maps-moscow.com/?chapter_id=194 Центросоюз - сайт Моск. общ. охраны арх. наследия] (рус.). Проверено 27 июля 2010. [www.webcitation.org/667o7n3y6 Архивировано из первоисточника 13 марта 2012].
• [www.sovarch.ru/catalog/object/122/ Центросоюз на сайте Соварх-проект] (рус.). Проверено 27 июля 2010. [www.webcitation.org/667o8deDL Архивировано из первоисточника 13 марта 2012].
• Фотографии с экскурсии в день рождения Корбюзье [archi.ru/agency/news_current.html?nid=44104 1], [museum-world.livejournal.com/70698.html 2], [byk.livejournal.com/130265.html 3]

Отрывок, характеризующий Здание Центросоюза

– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]