Зырянская Троица

свт. Стефан Пермский?

Святая Троица (Зырянская Троица). 1379-1400 г.

дерево, темпера. 119,5 × 74 см

ВГИАХМЗ, Вологда

«Зырянская Троица» — икона Святой Троицы XIV века, согласно преданию, написанная святителем Стефаном Пермским, имеющая древнейшую сохранившуюся надпись на коми-зырянском языке, сделанную древнепермским письмом.

Описание

Икона представляет собой доску вертикального формата, склеенную из трёх частей, имеющую следы двух накладных шпонок. Ковчег отсутствует. Живописный слой — темпера на левкасе и паволоке.

В нижней части средника иконы на белом фоне помещена надпись на коми-зырянском языке, сделанная древнепермским письмом. Подписи на коми-зырянском языке имеются, в противоречие традиции, у изображений ангелов.

Иконография и стиль

Икона Зырянская Троица представляет собой своеобразную трактовку традиционной позднепалеологовской иконографии Гостеприимства Авраама.

На иконе изображены три ангела (Ветхозаветная Троица), восседающие за столом на большой скамье-сопрестолии. Слева (от зрителя) представлен «Сын», в середине — «Отец», справа — «Дух». Слева внизу изображены Авраам и Сарра, внизу — телец, на фоне — строение с башенкой (палаты Авраама) и дерево (Мамврийский дуб).

Выбор сюжета для этой иконы и для находившейся в той же церкви, а ныне утраченной, иконы Сошествия Святого Духа, которая также имела надпись на коми-зырянском языке, отражает миссионерские идеи святителя Стефана Пермского, пришедшего к язычникам, чтобы принести весть о едином Боге, и проповедовавшего на зырянском языке.

Особое место, которое уделено на иконе изображению Мамврийского дуба, заставляет вспомнить легенду о «прокудливой берёзе» — тотеме зырян, посечённом святителем Стефаном. Три больших ветви дуба символически и художественно соотносятся с идеей Триединства. Чаша на престоле, покрытом белой тканью, символизирует евхаристическую жертву.

• Zyryanskaya trinity text.jpg

  Древнейшая надпись на коми-зырянском языке, сделанная древнепермским письмом

История

• Последняя четверть XIV века (после 1379 г.) — создание иконы. Икона являлась храмовым образом Троицкой церкви погоста Вожема Яренского уезда Вологодской губернии;
• 1778 г. — икона обнаружена устюжским штабс-лекарем академиком Яковом Фризом, который обращает внимание на текст;
• 1790 г. — текст опубликован в Альманахе Академии Наук, икона входит в научный оборот;
• 1796—1801 гг. — икона перевезена в Софийский собор (Вологда);
• 1827 г. — широкое почитание, икону украшают богатым серебряным ризом;
• 1830-е гг. — хранится в алтаре собора среди обветшавшей утвари, оклад продан;
• 1841 г. — находится в кабинете епископа Иннокентия (Борисова) на Архиерейском дворе;
• 1847 г. — икона поновлена местным иконописцем А. П. Поваровым — крестьянином села Коровничьего, вотчины Спасо-Прилуцкого монастыря, установлена в трапезной Воскресенского собора;
• 1928 г. — поступила в Вологодский государственный музей-заповедник;
• 1985 г. — находится в экспозиции древнерусского искусства художественного отдела Вологодского государственного историко-архитектурного и художественного музея-заповедника.

Авторство

Достоверно не установлено. Сведения об авторстве святителя Стефана Пермского относятся к концу XVIII века, и записаны Яковом Фризом со слов сельских прихожан. В подробном Житии святого, написанном через год после его преставления в 1396 году лично знавшим святителя иеродиаконом Епифанием Премудрым, сведений о том, что святой занимался иконописанием, нет. Паломничества к иконе во время её нахождения в Троицкой церкви не было. Святителю Стефану Пермскому приписывалось авторство нескольких икон и крестов с зырянскими надписями, часть из которых имела достоверно более позднее происхождение.

Некоторые исследователи предполагают, что икона была написана великоустюжским мастером. Однако отсутствие других икон этого периода с достоверным устюжским происхождением говорит против этой гипотезы. Некоторые стилистические признаки (например, колорит) могут указывать на ростовскую традицию.

Реставрация и современное состояние иконы

Точные сведения о реставрации иконы в 1930—1940-х годах отсутствуют, возможно, в это время были сделаны пробные расчистки. По сообщению Н. И. Федышина, раскрытие было крайне небрежно выполнено одним из учеников А. И. Брягина после 1945 года. В 1968—1973 годах икона реставрировалась в ВЦНИЛКР Е. М. Кристи.

По причине непрочности основания «Зырянская Троица» лишь однажды экспонировалась вне музея — на выставке «Живопись Вологодских земель» в Центральном музее древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублёва в 1976 году.

Правительство Республики Коми неоднократно обращалось в ВГИАХМЗ с просьбами передать икону на постоянное хранение в Национальный музей республики, но эти ходатайства были отклонены по причине особой значимости иконы для вологодской культуры.

Списки

1. Список, находившийся в церкви Симеона Столпника в Великом Устюге и, вероятно, созданный ещё до вывоза «Зырянской Троицы» в Вологду.
2. Список, сделанный после вывоза древнего образа в Вологду, хранился в Вожемской церкви.
3. Два списка были выполнены художниками-реставраторами ОАО «Купина» (Москва) и И. Н. Федышиным. Один из них, освящённый 25 апреля 1996 года в Храме Христа Спасителя Патриархом Алексием II, передан в Свято-Вознесенский собор Сыктывкара. Второй находился в личных покоях архиепископа Вологодского и Великоустюжского Максимилиана.

См. также

• Вологодская иконопись

Литература

• Глебова А. А., Маймасов С. Б., Петрова Т. Г. Древнерусское искусство в собрании вологодского музея-заповедника. Путеводитель по экспозиции. — М., Северный паломник, 2004. — Стр. 11, 20-22, илл. 11, 12.
• Евгений (Болховитинов), еп. О древностях вологодских и зырянских. Вестник Европы. 1814. № 15, 16;
• Рыбаков А. А. Художественные памятники Вологды XIII — начала XX века. Л., 1980. С. 12, ил. 4, 5, 228—230.
• Рыбаков А. А. Вологодская икона. М., 1995. С. 343, ил. 228—230.
• Виноградова Е. А. К истории иконы «Святая Троица Зырянская» в Вологде // Вестник церковной истории. 2007. № 4(8). С. 61-72.

Отрывок, характеризующий Зырянская Троица

– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.