Архиерейский двор (Вологда)

Архиерейский двор
Вид на Архиерейский двор с колокольни Софийского собора
Город	Вологда
Год постройки	1671-1675 (стены)
Площадь кремля	около 2,3 га
Протяженность стен	550 м
Количество башен	3
Количество ворот	4 (3 заложены)

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 3510063000

Архиере́йский двор (Архиерейский дом) — резиденция вологодских архиепископов и епископов, административный и культурный центр Вологодской епархии c 1560-х по 1920-е годы. Представляет собой историко-архитектурный комплекс в центре Вологды, на территории бывшего Вологодского кремля, состоящий из каменной ограды и построек, сооружённых в XVII, XVIII и XIX веках.

За Архиерейским двором укрепилось название Вологодский кремль. Впервые определение «малый кремль» к зданиям Архиерейского двора было применено в 1855 году автором «Русской Фиваиды на Севере» А. Н. Муравьёвым. В настоящее время постройки архиерейского двора занимает Вологодский музей-заповедник.

История

После перенесения в Вологду в конце XV века кафедры Великопермской и Вологодской епархии (Вологда стала вторым кафедральным городом епархии после Усть-Выми), архиерейское подворье находилось в районе Ленивой площадки около соборной церкви Воскресения. Строительство крепостных сооружений вологодского кремля Ивана Грозного в 1560-е повлекло за собой перенос архиерейского двора ниже по реке, к строившемуся Успенскому (Софийскому) собору. В 1589 году патриарх Московский и всея Руси Иов возвёл Вологодскую и Великопермскую епархию в ранг архиепископии и архиерейский двор в Вологде стал её центром.

До второй половины XVII века все постройки Архиерейского двора были деревянными и неоднократно перестраивались. 22-25 сентября 1612 года архиерейские палаты, наряду с большей частью города, были сожжены во время захвата Вологды одним из грабительских отрядов, состоявшим из поляков и «тушинцев». После реконструкции архиерейского подворья переписные книги 1620-х годов фиксируют огороженную территорию двора, на которую вели створчатые ворота с деревянными решётками, увенчанные тремя шатрами, покрытыми лемехом. На дворе располагалась деревянная клетская церковь Стефана архиепископа Пермского, келья архиепископа на подклете и несколько построек. Также внутри двора находился небольшой пруд с карасями.

… Против Соборные церкви Совей Премудрости Божии двор архиепискупль, ворота створистые, а другие одинокие: на них три шатра побиты чешуею; вереи и столбы точеные: а над большими вороты с лица от Собору Деисус стоячей, семь образов на золоте; а над меньшими вороты три образа Распятие Господне, а по сторонам Великомученик Феодор Стратилат да Стефан архиеписком Пермский на золоте; а с надворную сторону над большими вороты Деисус-же пять образов на золоте, а над меньшими вороты три образа — Пречистая Богородица с Превечным Младенцем, да преподобный Димитрий да благоверный князь Игнатей Вологодский на золоте; по обе стороны ворот решетки деревянные, прорезные, круглые.

…

Да на архиепископли-ж дворе келья архиепископля с комнатою на подклете, да келья казенная на подклете-ж, а промеж ими повалуша, да двои сени, да келья задняя на подклете с сенми-ж, да у задних ворот изба судная, да против избы клеть, а промеж ими сени да келья на подклети с сенми подьяческая, да четыре житницы, да два погреба, да ледник, а над погребами сушила рубленныя да хлебня, да поварня, да конюшня, а на верху сенницы, да на архиепископли-ж дворе середи двора прудец не велик, копаной, а в нем сажена рыба караси, да ворота задние, а у ворот изба воротная с сенми, а около двора забор в длину двора от ворот семьдесят сажен, поперег шестьдесят сажен.

— Список с писцовой книги города Вологды, сделанный в 1629 году

В 1657—1659 годах на территории Архиерейского двора построено самое древнее сохранившееся каменное гражданское сооружение Вологды — Казённый приказ (более позднее название — Экономский корпус). Архиепископом Симоном в 1667—1670 годах были построены новые архиерейский палаты (Симоновский корпус) с домовой церковью Рождества Христова, а в 1671—1675 годах построены каменные стены вокруг Архиерейского двора. В конце XVII века был возведён трёхэтажный Гаврииловский корпус, а также надвратная Воздвиженская церковь в 1687—1692 годах.

В 1693, 1702 и 1724 годах Архиерейский двор посещал император Пётр I, встречавшийся здесь с вологодскими преосвященными епископами. Самым парадным помещением архиерейского двора до конца XVIII века оставалась Крестовая палата Симоновского корпуса со слюдяными окнами. В ней устраивали приёмы, и в частности, в 1775 году было празднование заключения Кючук-Кайнарджийского мирного договора. В XVII—XVIII веках владения архиерейского двора выходили за территорию, ограждённую стенами. В неё входил и летний архиерейский дом, простоявший на Соборной горке до середины XVIII века (последние упоминание в 1730 году).

Вторая волна строительства в Архиерейском дворе была развёрнута при вологодском епископе Иосифе Золотом в 1760-е — 1770-е годы. Возводится новый трёхэтажный корпус архиерейских палат в стиле барокко и в этом же стиле тёплый кафедральный Воскресенский собор на месте разобранной юго-восточной башни. Также в период 1740—1774 года были построены корпуса Консисторского корпуса.

В 1724 в Архиерейском дворе была открыта архиерейская школа, позднее преобразованная в духовную семинарию. К концу XVIII века духовная семинария стала одним из крупнейших учебных заведений на Севере, и для неё было выделено новое здание на берегу реки Вологды (современный адрес — улица Ленина, 15). Также в Архиерейском подворье начинали свою историю другие учебные заведения Вологды: цифирная школа (существовала в 1714 году) и славяно-латинская школа (с 1730 года), которая затем была преобразована в духовное училище.

29 сентября 1896 года в честь 500-летия памяти святителя Стефана Пермского в Архиерейском доме было открыто Вологодское епархиальное древлехранилище, чьи фонды послужили основой будущей коллекции Вологодского музея-заповедника.

С 1923 года территорию кремля — Архиерейского двора занимает Вологодский музей-заповедник.

Архитектурный ансамбль

Архиерейский двор Вологды — одна из наиболее полно сохранившихся резиденций русских архиепископов. Наряду с наиболее известным двором архиерея в Ростове Великом, является оригинальным вариантом представительских дворцовых средневековых ансамблей духовных владык. Большинство построек Архиерейского двора относятся к XVII—XVIII векам.

В плане Архиерейский двор представляет собой четырёхугольник, обнесённый каменными стенами с тремя башнями и Воскресенским собором в его углах. Севернее двора находится Софийский собор, к его главному входу ведут Святые ворота. Внутри двора расположены палаты архиереев (Симоновский и Иосифовский корпусы) с домовой церковью Рождества Христова и другие постройки.

Стены и башни

До середины XVII века Архиерейский двор был обнесён деревянным забором с несколькими воротами, главными из которых были Святые, напротив Софийского собора.

Каменные стены были возведены в 1671—1675 году при епископе Симоне, сразу после постройки каменного Архиерейского корпуса. Первоначально, стены были покрыты деревянной крышей. В литературе советского периода отмечается, что Симон пользовался даровой рабочей силой для строительства стен во время голода 1671—1672 годов, в дореволюционных источниках, напротив, говорится о том, что грандиозная стройка помогла многим спастись от голода благодаря безденежным выплатам в виде продуктов.

Исследователями отмечается несколько версий возведения крупных стен вокруг Архиерейского двора. Наиболее распространены версии оборонного и символического значения. Сторонники оборонного значения стен объясняют возведение крепости в крепости (в Кремле Ивана Грозного) боязнью архиепископа Симона повторения событий 1612 года — т. н. «вологодского разорения» или возможных крестьянских восстаний наподобие тех, что происходили в 1667—1671 годах под руководством Степана Разина. В соответствии с другой точкой зрения, несмотря на кажущуюся массивность, стены скорее всего не были предназначены для целей обороны, а имели символическое значение. Наряду с Ростовским, Вологодский архиерейский двор мог быть своеобразной «крепостью духа», видимым памятником превосходства «священства» над «царством». В XX веке появляются версии сакрального значения архитектуры и композиции архиерейских дворов. Создатели таких ансамблей стремились уподобить весь комплекс «огромному дому Божию».

Ограда Архиерейского двора имела несколько ворот:

• Святые ворота. В 1687 году над Святыми воротами возведена надвратная Воздвиженская церковь (освящена в 1692 году). Она представляет собой небольшой четверик, увенчанный одной главой, поставленной над прямоугольным алтарём и узкой, сдвинутой к северу трапезной. Современное купольное покрытие и глава появились в XVIII веке.
• Въездные (Водяные). Расположены между Воскресенским собором и колокольней — единственные, используемые со второй половины XX века.
• Пятницкие. Расположены в недостроенной с внутренней стороны западной стене.
• Проезжие задние.

В углах стен вокруг Архиерейского двора размещались башни:

• Юго-западная. В ней размещались каретник и сеновал. Сейчас в башне одна из экспозиций Вологодского государственного музея-заповедника.
• Юго-восточная. Использовалась для нужд консисторского архива.
• Северо-восточная. Разобрана и в 1772—1776 годах на её месте построен Воскресенский собор
• Северо-западная, Пятницкая, с «проезжими задними воротами». Ворота позднее были заложены.

• South-West tower of Bishop's court in Vologda.jpg

  Юго-западная башня

• Pyatnitskaya tower of Bishop's court in Vologda.jpg

  Пятницкая (Северо-западная) башня

• Pyatnitskaya tower gate of Bishop's court in Vologda.jpg

  Заложенные ворота Пятницкой башни

• Water gate of Bishop's court in Vologda.jpg

  Въездные (Водяные) ворота

• Gate of Bishop's court in Vologda.jpg

  Ворота со стороны Софийского собора

• Gateway Church of Bishop's court in Vologda.jpg

  Надвратная Воздвиженская церковь над Святыми воротами

• Consistorial yard walls of Bishop's court in Vologda.jpg

  Стена Консисторского дворика

• South-West tower internal view of Bishop's court in Vologda.jpg

  Юго-западная башня. Внутренний вид

Экономский корпус (палаты Казённого приказа)

Двухэтажные «казённые кельи с мезонином», построены в 1659 году. Древнейшее каменное гражданское сооружение Вологды. На верхнем этаже были расположены «Келья казённая приказная» и «казначейская келья», в нижнем — погреба и ледники для хранения. В результате переделок было утрачено ведущее на второй этаж крыльцо с крышей-«бочкой» и деревянной чешуёй.

В одной из палат открыта роспись XVII века, представляющая цветной орнамент с поясным изображением Христа.

Симоновский корпус (Архиерейские палаты)

Симоновский корпус с церковью Рождества Христова (1669—1670 гг.) — первые каменные архиерейские палаты. Название получил по имени архиепископа Симона, при котором он был воздвигнут. Здание построено с декоративными элементами узорочья, которые впоследствии были утрачены, но многие из них восстановлены при реставрации в 1960-х годах.

Подклетный этаж корпуса служил для хозяйственных нужд. В среднем этаже находились архиерейские кельи, парадные комнаты и небольшая домовая церковь. Здесь находится и Крестовая палата с семью слюдяными окнами, богатым внутренним убранством, где вологодские епископы принимали знатных гостей, в том числе и Петра I.

Палата была увешана образами в богатых окладах и ризах; тяжёлое медное паникадило свешивалось со свода. На архиерейском месте, обитом тёмно-зелёным сукном, лежала золотая бархатная подушка".

Верхний этаж занимали комнаты слуг.

В 1770-х годах Крестовая палата была превращена в «крестовую» церковь Рождества Христова. В 1841 году церковь значительно перестроили: сделали выше и длиннее, объединили с соседними помещениями, и в результате получился высокий четверик с четырёхугольным алтарём, дошедший до наших дней. В 1860-е годы некогда пышное пятиглавие церкви заменили одной главой. Немного позднее она была расписана ярославским живописцем Колчиным, известным по реставрации фресок Софийского собора и стенной росписи тёплого Воскресенского собора. Затем церковь упразднили, и в ней располагался архив консистории. Южный фасад церкви Рождества Христова на уровне галереи украшает белокаменная плита с храмозданной надписью — непременный атрибут многих культовых построек этого времени.

На уровне основного этажа расположена открытая обходная галерея, которая первоначально имела форму гульбища (в 1776 году она была перестроена в крытую галерею; свой нынешний вид приобрела в 1850 году).

Симоновский корпус подвергался многочисленным перестройкам, в результате которых древняя планировка помещений нарушена. Не сохранилось и нарядное двухрундучное крыльцо — большая трёхэтажная закрытая пристройка, заключающая в себе лестницу, ведущую с нижнего крыльца на второй этаж, и верхнюю крылечную площадку.

Сейчас в здании Симоновского корпуса размещаются экспозиции отдела природы и отдела истории Вологодского государственного музея-заповедника.

Гаврииловский и Иринеевский корпусы

Гаврииловский корпус построен в конце XVII — начале XVIII века, при архиепископе Гаврииле. Представляет собой небольшое трёхэтажное здание в стиле московского узорочья.

В первой половине XVIII века в нём находились кельи архиепископа, а вместо второго этажа его северной части, у западного торца Симоновского корпуса было устроено большое гульбище, из которого был ход в Крестовую палату.

В 1750-х годах гульбище было перестроено в двухэтажное каменное здание, ставшее продолжением Гаврииловского корпуса и получившее название Иринеевского. Архитектура здания сочетает древнерусские приёмы в строительстве и новые тенденции в архитектуре, пришедшие с запада.

Консисторский корпус

Построен между 1740 и 1753 годами при епископе Пимене. В 1770-х годах был надстроен второй этаж, куда перевели духовную семинарию, а в XIX веке Консисторию. Корпус подвергался перестройке, в результате чего были изменены фасады.

Дворик, образовавшийся между стеной Архиерейского двора и корпусом, носит название Консисторского. С конца 2000-х используется в качестве основной сцены фестивалей «Лето в Кремле» и «Голоса истории».

Трёхэтажный корпус (Славяно-латинская школа)

В большом каменном корпусе, примыкающий к Воскресенскому собору, первоначально помещалась учреждённая в 1730 году славяно-латинская школа (семинария), где было 20 учеников. Частично корпус был жилым.

Сейчас в Трёхэтажном корпусе располагается экспозиция художественного отдела Вологодского государственного музея-заповедника, представленная выставками «Древнерусское искусство», «Вологодские художественные промыслы», «Народное искусство».

Иосифовский корпус (палаты Иосифа Золотого)

Иосифовский трёхэтажный корпус построен в 1764—1769 годах. Получил название по имени архиепископа Иосифа Золотого, при котором был построен. В него из Иосифовского корпуса переместились жилые кельи вологодских архиереев, парадные залы, канцелярия.

Здание выполнено в стиле барокко. Архитектором, вероятно, являлся зодчий из Санкт-Петербурга. Фасады декорированы ризалитами, вычурным фронтоном, изогнутыми наличниками. Боковые части фасадов украшены широкими пилястрами, рустовкой на углах и завершены антаблементом на углах.

В середине 1790-х годов к зданию с западной стороны главного фасада была пристроена лестничная клетка со спаренными полуколоннами по сторонам входа и крышей-куполом.

В одном из залов располагалась портретная галерея вологодских архиереев. Интерьер Иосифовского корпуса почти не сохранил своего первоначального убранства, в отдельных помещениях остались лишь лепная отделка потолков и изразцовые печи с жанровыми сценками и надписями.

Воскресенский собор

Тёплый кафедральный собор построен в 1772—1776 годах, на месте разобранной Юго-Восточной башни. В настоящее время в Воскресенском соборе располагаются экспозиции и выставки Вологодской областной картинной галереи.

См. также

• Вологодский кремль
• Вологодский государственный музей-заповедник
• Кремлёвская площадь (Вологда)
• Софийский собор (Вологда)

Ссылки

• [www.cultinfo.ru/kremlin/ Информация об архитектурных памятниках Вологодского кремля]
• [www.vologdamuseum.ru/content?id=9/ Вологодский государственный музей-заповедник]
• [maps.yandex.ru/?ll=39.884922%2C59.224225&spn=0.014677%2C0.002112&z=16&l=map%2Cstv&ol=stv&oll=39.8849222%2C59.22422471&ost=dir%3A-90.608115%2C14.283671~spn%3A64.78744472699422%2C35.779982000000004 Вид на Архиерейский двор] на сервисе Яндекс.Панорамы.

Отрывок, характеризующий Архиерейский двор (Вологда)

Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.