Руис Лопес, Иполито

У этого человека испанская фамилия; здесь Руис — фамилия отца, а Лопес — фамилия матери.

Иполито Руис Лопес
исп. Hipólito Ruiz López
Дата рождения:	8 августа 1754(1754-08-08)
Дата смерти:	4 мая 1816(1816-05-04) (61 год)
Научная сфера:	ботаника

Систематик живой природы

Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Ruiz». [www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_authorAbbrev=Ruiz&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=all&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch Список таких таксонов] на сайте IPNI [www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=8735-1 Персональная страница] на сайте IPNI Страница на Викивидах

Ипо́лито Руи́с Ло́пес (исп. Hipólito Ruiz López, 1754—1816) — испанский ботаник и исследователь, ученик К. Гомеса Ортеги и А. Палау и Вердеры в Мадриде, руководитель испанской Ботанической экспедиции 1777—1788 годов в вице-королевство Перу.

Биография

Родился Иполито Руис Лопес в Белорадо в испанской провинции Бургос 8 августа 1754 года. Свои первые познания о Латинской Америке получил от дяди, священника Басилио Лопеса. С 1768 года учился в Мадриде, находясь под опекунством другого дяди, аптекаря Мануэля Лопеса, получив там базовые знания в областях логики, физики, химии, фармации. Ботанические навыки получал в Мадридском ботаническом саду у Касимиро Гомеса Ортеги и Антонио Палау и Вердеры.

В апреле 1777 года Иполито Руису было поручено командование научной экспедицией в Южную Америку в сопровождении ботаника Хосе Павона, художников Хосе Брунете (José Brunete) и Исидро Гальвеса (Isidro Gálvez), а также французского врача и ботаника Жозефа Домбе (Joseph Dombey). Семья Иполито старалась отговорить молодого учёного от принятия столь ответственной задачи — в частности, Мануэль Лопес указывал на слабое здоровье племянника (у Иполито были проблемы с лёгкими), а также на полное отсутствие физической подготовки к дальнему путешествию.

Экспедиция в Перу и Чили

17 октября 1777 года экспедиция погрузилась на борт корабля El Peruano в Кадисе, однако из-за шторма выход в море был отложен до 4 ноября. 8 апреля 1778 года El Peruano, обогнув Огненную Землю, достиг порта Кальяо. В Перу глава вице-королевства Мануэль Гириор (Manuel Guirior) принял экспедицию, посланную королём Испании, в своём дворце в Лиме, с роскошью. В начале мая учёные принялись за ботанические исследования в окрестностях Лимы, затем занимались гербарными сборами в более северной провинции Уаура и районе Лурин, посетили Пачакамак. Весной 1779 года экспедиция обследовала горные районы провинций Тарма и Хауха. В начале 1780 года они исследовали район Уануко, где нашли многочисленные хинные деревья и каучуконосы, а также застали начало восстания Тупака Амару II. Основная часть экспедиции продолжила исследования в Тарме, а Жозеф Домбе остался в Лиме, где занялся изучением приливов и отливов.

В декабре 1781 года экспедиция покинула Перу и отправилась в Чили, прибыв в порт Талькауано 30 января 1782 года. С середины февраля начались ботанические работы в окрестностях Консепсьона. Губернатор провинции Амбросио О'Хиггинс (Ambrosio O'Higgins), желавший показать экспедиции господство Испании над территорией (прежде всего французу Домбе), в феврале 1783 года устроил трёхдневный парад, в котором помимо военных принимали участие и местные племена (Руис в своём дневнике назвал это представление «длинным и скучным»). Возвращались из Арауко, где проходил парад, учёные в сопровождении охраны из военных. В марте Руис и экспедиция отправились в Сантьяго.

25 мая 1783 года в Сантьяго произошло сильное землетрясение, вслед за которым начался сезон дождей, и экспедиция направилась в Вальпараисо, оттуда через месяц вернулись в Лиму. В феврале 1784 года из Мадрида пришёл долгожданный приказ — Жозеф Домбе должен вернуться в Кадис, а экспедиция должна продолжать исследования в Кордильерах без участия француза. В мае 1784 года уставшие, страдающие от лихорадки и постоянной головной боли Руис и Павон, а через несколько дней — Брунете и Гальвес, отправились в Уануко. Там они узнали, что из Испании прибыли новые члены экспедиции — ботаник Хуан Хосе Тафалья (Juan José Tafalla) и художник Франсиско Пульгар (Francisco Pulgar).

После того, как Домбе покинул экспедицию в апреле 1784 года, её основные цели и задачи были скорректированы — учёные стали меньше заниматься гербаризацией флоры и меньше путешествовать, а сконцентрировались на изучении хинных деревьев в предгорьях Кордильер. В марте 1786 года Руис, в очередной раз заболевший, писал в Мадрид с просьбой о своём возвращении из экспедиции. Из-за тяжёлых условий жизни в Кордильерах между членами постоянно возникали разногласия, выливавшиеся в конфликты.

12 декабря 1787 года Руис наконец получил приказ короля о возвращении экспедиции в Испанию. Тафалья и Пульгар должны были оставаться в Перу. В том же документе сообщалось об основании кафедры ботаники в Лиме. 31 марта 1788 года Руис, Павон и Гальвес покинули Кальяо и направились в порт Кадиса (Брунете в мае 1787 года скончался, по словам Руиса, от ангины, возникшей вследствие усердной работы художника в экспедиции). 12 декабря 1788 года учёные прибыли в Кадис. 18 октября Павон и Гальвес отправились в Мадрид, а Руис, перевозивший гербарные образцы, задержался в Кадисе ещё на несколько дней из-за болезни. 16 декабря он был встречен в Мадриде своим дядей и Гомесом Ортегой.

Издание «Флоры»

В марте 1789 года Руис, Павон и Гальвес в Ботаническом саду Мадрида начали подготовку к изданию Flora peruviana, et chilensis. В начале октября 1794 года несколько копий Продромуса к этой работе были изданы, однако вскоре его дальнейшая публикация была приостановлена из-за обострения конкуренции и резкой критики со стороны других ботаников, в частности, Антонио Каванильеса. В начале 1795 года одна из копий продромуса попала к Гаспару Хуаресу, ботанику родом из Аргентины, но жившему в Риме. Хуарес с согласия Руиса начал подготовку к выпуску нового издания Продромуса в Италии, дабы избежать утраты столь ценных материалов. 13 июня 1796 года 567 копий первоначального Продромуса всё же были выпущены в Испании, а издание, подготовленное Хуаресом, вышло в свет в 1797 году небольшим тиражом и в настоящее время является библиографической редкостью. В 1796 году Руис издал 100-страничный ответ на критику Продромуса со стороны Каванильеса. Трёхтомная «Перуанская и чилийская флора» вышла в Мадриде с 1798 по 1802 год.

В 1790 году Руис открыл в Мадриде аптеку, где работал до самой смерти. Скончался он 4 мая 1816 года (иногда указывается 1815 год).

Некоторые научные публикации

• Quinologia. 1792.
• Flora peruvianae, et chilensis prodromus. 1794, в соавторстве с Х. Павоном.
• Flora peruviana, et chilensis. 1798—1802, в 3-х томах, в соавторстве с Х. Павоном.
• Systema vegetabilium florae peruvianae et chilensis. 1798, в соавторстве с Х. Павоном.
• Suplemento a la Quinologia. 1801, в соавторстве с Х. Павоном.
• Relación del viaje hecho a los reynos del Perú y Chile. 1931.

Роды растений, названные в честь И. Руиса

• Ruizia Cav., 1786 — Руизия
• Ruizia Pav., 1794, nom. illeg. [≡ Peumus Molina, 1782, nom. cons.]
• Ruizodendron R.E.Fr., 1936

Литература

• R. Rodríguez Nozal, A. González Bueno In: H. Ruiz. Hipólito Ruiz López: Historia de una ambición // Relación del viaje hecho a los reinos del Perú y Chile. — Madrid: Consejo Superior de Investigaciones Científicas, 2007. — 330 p. — ISBN 978-84-8319-329-7.
• Stafleu, F.A.; Cowan, R.S. [www.biodiversitylibrary.org/item/103624 Taxonomic Literature]. — Ed. 2. — Utrecht, Antwerpen, The Hague, Boston, 1983. — Vol. IV: P—Sak. — P. 981—986. — 1214 p. — ISBN 90-313-0549-9.

Отрывок, характеризующий Руис Лопес, Иполито

Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.