Исландский комитет по личным именам

Исландский комитет по личным именам (исл. Mannanafnanefnd) — общественно-государственный орган Исландии, который ведёт официальный Реестр личных исландских имён и санкционирует ввод в него новых имён, приемлемых с точки зрения национальной культуры.

Задачи и состав

</div>

Комитет был создан в 1991 году, в состав комитета входят 6 человек: троих назначает на 4-летний срок министр юстиции, один — назначаемый Институтом исландских исследований, и по одному — от факультетов философии и права Университета Исландии.

Основной задачей Комитета является экспертиза новых личных исландских имён, не внесённых в официальный Реестр личных исландских имён (исл. Mannanafnaskrá). По состоянию на конец 2012 года, этот Реестр содержал 1712 мужских имён и 1853 — женских. Процедура экспертизы нового имени начинается с оценки его совместимости с традициями исландского языка, а также оценки благозвучности. В соответствии со статьей 5 исландского Закона о личных именах, имена должны соответствовать правилам исландской грамматики (в которой все существительные, в том числе имена собственные, имеют грамматический род), грамматический род имени должен совпадать с полом носителя имени. Написание имён должно быть только с использованием букв исландского алфавита.

Скандалы

Йон Гнарр

Исландский актёр и политик Йон Гнарр (мэр Рейкьявика в 2010—2014 годах), при рождении получивший имя Йон Гуннар Кристинссон, в 2005 году подал заявку с требованием изменить своё второе имя на «Гнарр», как называла его мать в детстве, а также убрать из его имени компонент «Кристинссон», происходящий от имени отца. Комитет удовлетворил первую часть его заявки, но отказал во второй. Йон Гнарр также не смог официально назвать свою дочь «Камилла» в написании «Camilla» в честь бабушки, поскольку буква «С» не входит в состав исландского алфавита.

Блэр Бьяркадоттир Рунарсдоттир

Комитет отказал Блэр Бьяркадоттир Рунарсдоттир (исл. Blær Bjarkardóttir Rúnarsdóttir), родившейся в 1997 году, в регистрации её имени Blær, данного ей в детстве, на том основании, что существительное мужского рода Blær (по-исландски — «лёгкий ветерок») может быть использовано только в качестве мужского имени. Блэр (в официальных документах именуемая как «Stúlka» — «девочка» по-исландски) и её мать, Бьорк Эйдсдоттир, опротестовали решение Комитета по личным именам в суде, утверждая, что имя Blær было использовано исландским писателем, нобелевским лауреатом Халлдорором Лакснессом в качестве имени героини его романа «Рыба может петь» (Brekkukotsannáll). В Исландии ещё одна женщина уже зарегистрирована под именем Blær, и в исландском языке существует два типа склонения — мужской и женский — для этого имени.

31 января 2013 года суд Рейкьявика вынес вердикт в пользу Блэр и Бьорк Эйдсдоттир и отменил решение Комитета, постановив, что Blær может являться как мужским, так и женским именем, и Блэр Бьяркадоттир Рунарсдоттир имеет конституционное право на своё имя, отклонив тем самым обвинения правительства в нарушении защиты исландского языка. После решения суда министр внутренних дел Исландии подтвердил, что правительство не будет обжаловать вердикт в Верховном суде страны. Председатель Комитета по личным именам, а также пресс-секретарь министерства внутренних дел заявили, что дело Блэр может вынудить правительство пересмотреть действующий закон о личных именах.

Дункан и Харриет Кердью

Комитет отказался утвердить имена Дункан и Харриет Кердью — детей, родившихся в Исландии от отца-британца и матери-исландки, — поскольку их имена не соответствовали критериям Реестра исландских имён. Этим детям первоначально выдали паспорта с «заменителями» собственных имён — «Drengur» («мальчик») и «Stúlka» («девочка»). Но в 2014 году исландские власти отказались продлить паспорт Харриет без указания имени, приемлемого по исландским законам. Поскольку семья Кердью собиралась поехать во Францию, родители получили британские паспорта для Дункана и Харриет и объявили, что будут подавать официальную жалобу на действия Комитета по личным именам.

Ссылки

• [www.island.is/islensk-nofn List of names accepted and rejected by the Mannanafnanefnd]  (исланд.)
• [www.domsmalaraduneyti.is/media/mannanofn_eydublod/NB_mannanafnanefnd_26082010.pdf Mannanafnanefnd application form]  (исланд.)

Отрывок, характеризующий Исландский комитет по личным именам

Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.