Йошеффи, Рафаэль

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Рафаэль Йошеффи, Рафаэл Джозеффи (венг. Joseffy Rafael, англ. Rafael Joseffy; 3 июля 1852, Хунфалу, Австро-Венгрия (ныне Словакия) — 25 июня 1915) — американский пианист и музыкальный педагог еврейского происхождения, родом из Венгрии.



Биография

Сын раввина. Вырос в Мишкольце и Прессбурге, учился в Будапеште у Фридриха Брауэра, затем с 1866 г. в Лейпцигской консерватории у Игнаца Мошелеса и Эрнста Фердинанда Венцеля, в 18681870 гг. в Берлине у Карла Таузига и наконец на протяжении двух лет в Веймаре у Ференца Листа. В 1870 г. дебютировал в Берлине, исполнив Концерт № 1 для фортепиано с оркестром Фридерика Шопена. Уже в венский период начал преподавать — в 1875 г. среди его учеников был Мориц Розенталь, вспоминавший, помимо характерного для Йошеффи предпочтения игре стаккато, о его блестящем мастерстве бильярдиста; Йошеффи аккомпанировал Розенталю на втором фортепиано при первом публичном концерте юного музыканта в Вене[1].

С 1879 г. жил и работал в Нью-Йорке. Дебютировал в том же году с Нью-Йоркским филармоническим оркестром под управлением Леопольда Дамроша, затем много гастролировал с оркестром Теодора Томаса, однако в скором времени сосредоточился преимущественно на педагогической карьере. В 1888-1906 гг. преподавал в Национальной консерватории Америки. Среди его учеников был, в частности, Рубин Голдмарк, посвятивший затем Йошеффи свой фортепианный квартет.

Автор сборника этюдов «Школа продвинутой фортепианной игры» (англ. The School of Advanced Piano Playing), развивающего педагогические принципы Таузига. Редактировал 15-томное полное собрание сочинений Шопена для издательства Ширмера, американские издания пьес Карла Черни, Адольфа Гензельта, Игнаца Мошелеса, Роберта Шумана и др. Кроме того, Рафаэлю Йошеффи принадлежит некоторое количество фортепианных пьес и аранжировок — в том числе фортепианное переложение Партиты № 3 для скрипки соло И. С. Баха и аранжировка 4-го фортепианного концерта Антона Рубинштейна для двух фортепиано.

Откликаясь в «Нью-Йорк Таймс» на смерть Йошеффи, музыкальный критик Джеймс Ханекер удостоил его игру и личность исключительно восторженных оценок, охарактеризовав пианизм Йошеффи как «прохладное серебряное прикосновение пронзительной сладости, союз волшебства и лунного света»; по мнению Ханекера, «ни один пианист, за исключением Шопена, не мог сравниться с ним в мастерстве нюанса»; резюмируя, Ханекер писал: «В музыкальном мире, кишащем Калибанами от фортепиано, Йошеффи был воплощённым Ариэлем»[2].

Источники

  1. Allan Evans. [www.arbiterrecords.com/musicresourcecenter/rosenthal.html Moriz Rosenthal]  (англ.)
  2. [query.nytimes.com/gst/abstract.html?res=940DE1D6123FE233A25757C0A9619C946496D6CF James Huneker. The Rare Art of Rafael Joseffy] // The New York Times, July 4, 1915. — Section: MAGAZINE, Page SM14.

Напишите отзыв о статье "Йошеффи, Рафаэль"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Йошеффи, Рафаэль

Ложа Элен наполнилась и окружилась со стороны партера самыми знатными и умными мужчинами, которые, казалось, наперерыв желали показать всем, что они знакомы с ней.
Курагин весь этот антракт стоял с Долоховым впереди у рампы, глядя на ложу Ростовых. Наташа знала, что он говорил про нее, и это доставляло ей удовольствие. Она даже повернулась так, чтобы ему виден был ее профиль, по ее понятиям, в самом выгодном положении. Перед началом второго акта в партере показалась фигура Пьера, которого еще с приезда не видали Ростовы. Лицо его было грустно, и он еще потолстел, с тех пор как его последний раз видела Наташа. Он, никого не замечая, прошел в первые ряды. Анатоль подошел к нему и стал что то говорить ему, глядя и указывая на ложу Ростовых. Пьер, увидав Наташу, оживился и поспешно, по рядам, пошел к их ложе. Подойдя к ним, он облокотился и улыбаясь долго говорил с Наташей. Во время своего разговора с Пьером, Наташа услыхала в ложе графини Безуховой мужской голос и почему то узнала, что это был Курагин. Она оглянулась и встретилась с ним глазами. Он почти улыбаясь смотрел ей прямо в глаза таким восхищенным, ласковым взглядом, что казалось странно быть от него так близко, так смотреть на него, быть так уверенной, что нравишься ему, и не быть с ним знакомой.
Во втором акте были картины, изображающие монументы и была дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры на рампе подняли, и стали играть в басу трубы и контрабасы, и справа и слева вышло много людей в черных мантиях. Люди стали махать руками, и в руках у них было что то вроде кинжалов; потом прибежали еще какие то люди и стали тащить прочь ту девицу, которая была прежде в белом, а теперь в голубом платье. Они не утащили ее сразу, а долго с ней пели, а потом уже ее утащили, и за кулисами ударили три раза во что то металлическое, и все стали на колена и запели молитву. Несколько раз все эти действия прерывались восторженными криками зрителей.
Во время этого акта Наташа всякий раз, как взглядывала в партер, видела Анатоля Курагина, перекинувшего руку через спинку кресла и смотревшего на нее. Ей приятно было видеть, что он так пленен ею, и не приходило в голову, чтобы в этом было что нибудь дурное.
Когда второй акт кончился, графиня Безухова встала, повернулась к ложе Ростовых (грудь ее совершенно была обнажена), пальчиком в перчатке поманила к себе старого графа, и не обращая внимания на вошедших к ней в ложу, начала любезно улыбаясь говорить с ним.
– Да познакомьте же меня с вашими прелестными дочерьми, – сказала она, – весь город про них кричит, а я их не знаю.
Наташа встала и присела великолепной графине. Наташе так приятна была похвала этой блестящей красавицы, что она покраснела от удовольствия.
– Я теперь тоже хочу сделаться москвичкой, – говорила Элен. – И как вам не совестно зарыть такие перлы в деревне!
Графиня Безухая, по справедливости, имела репутацию обворожительной женщины. Она могла говорить то, чего не думала, и в особенности льстить, совершенно просто и натурально.
– Нет, милый граф, вы мне позвольте заняться вашими дочерьми. Я хоть теперь здесь не надолго. И вы тоже. Я постараюсь повеселить ваших. Я еще в Петербурге много слышала о вас, и хотела вас узнать, – сказала она Наташе с своей однообразно красивой улыбкой. – Я слышала о вас и от моего пажа – Друбецкого. Вы слышали, он женится? И от друга моего мужа – Болконского, князя Андрея Болконского, – сказала она с особенным ударением, намекая этим на то, что она знала отношения его к Наташе. – Она попросила, чтобы лучше познакомиться, позволить одной из барышень посидеть остальную часть спектакля в ее ложе, и Наташа перешла к ней.