Кенель, Александр Александрович

Александр Александрович КЕНЕЛЬ
Род деятельности:	композитор, пианист, музыковед, педагог
Дата рождения:	12 ноября 1898(1898-11-12)
Место рождения:	Санкт-Петербург
Дата смерти:	6 июля 1970(1970-07-06) (71 год)
Место смерти:	Абакан
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Александр Александрович Кенель (12 ноября (31 октября) 1898, Санкт-Петербург — 6 июля 1970, Абакан) — композитор, пианист, музыковед, учёный-фольклорист, педагог. Член Союза композиторов СССР (1947). Заслуженный деятель искусств РСФСР (1960). Основоположник хакасской профессиональной музыки.

Биография

Родился в семье, ведущей происхождение от прадеда — учителя французского языка, осевшего в России после нашествия Наполеона. Дед — академик архитектуры, отец — инженер-архитектор городской управы. В семье был единственным сыном, хорошо знал немецкий, французский, английский языки, менее свободно — итальянский и шведский.

В 1919 году, окончив юридический факультет Петроградского университета, поступил на третий курс Политехнического института. Служил делопроизводителем, корректором и помощником секретаря марксистско-политического журнала облкомхоза «Новый путь». Затем был призван в Красную Армию, принимал участие в отражении похода генерала Юденича на Петроград.

По возвращении стал учиться одновременно в Институте сценических искусств и в Ленинградской консерватории на теоретико-композиторском факультете (занимался по классу композиции у М. О. Штейнберга, М. М. Чернова, А. М. Житомирского). Учившийся вместе с ним Д. Д. Шостакович в 1922 году подарил А. А. Кенелю рукопись созданного им фантастического танца № 2 для фортепиано с надписью: «Дорогому другу, талантливому композитору, на добрую память от Д. Шостаковича».

Работал музыкальным руководителем в коллективах «живых» газет «Синяя блуза», театра «Сатирикон», Балтфлота, композитором в Новом театре, Интернациональном театре. В 1926 году написал Торжественную увертюру для симфонического оркестра.

14 июня 1927 года А. А. Кенель был арестован в Ленинграде в числе членов «Ордена рыцарей Чаши Святого Грааля». 8 июля 1927 года постановлением Коллегии ОГПУ за участие в «нелегальной и антисоветской» организации был осуждён по статье 58-5 УК РСФСР на три года концлагерей. Отбывал срок в Соловецком лагере особого назначения. По воспоминаниям Д. С. Лихачёва о пребывании в Соловках, там исполнялись части написанной А. А. Кенелем оперы «Кобзарь»[likhachev.lfond.spb.ru/Memoirs/raiskin.htm]. Написал музыку к «Соловецкому гимну»[lists.memo.ru/d15/f484.htm]

После освобождения в 1930 году работал в Воронежском театре рабочей молодёжи. В 1932—1936 годах — пианист-концертмейстер управления театрально-зрелищными предприятиями Ташкента и Свердловска, затем заведующий музыкальной частью драматических театров в Новосибирске, Красноярске. В феврале 1942 года приглашён работать в Абакане заведующим музыкальной частью театра русской драмы им. М. Ю. Лермонтова. Создаёт музыку к комедии «Одураченный Хорхло» и другим театральным постановкам. В 1944—49 годах — старший научный сотрудник Хакасского научно-исследовательского института языка, литературы и истории, редактор областного радиокомитета, занимается записью и обработкой хакасских народных мелодий. В 1948—1963 годах вёл класс фортепиано и музыкальной литературы в Абаканской музыкальной школе.

На основе либретто, написанного совместно с писателем А. И. Чмыхало, создал первую хакасскую оперу «Чанар Хус и Ах Чибек» (первые два акта поставлены в 1966, полностью в 1980 году; партию Чанар-Хуса исполнил В. Г. Чаптыков). Автор музыкальной части оперетты «Красноярское море», многих музыкальных сочинений на мотивы хакасского фольклора. В 1960-е годы пишет музыку для Хакасского народного ансамбля песни и танца « Жарки». Песни на стихи хакасских поэтов изданы в различных репертуарных сборниках в Абакане и Красноярске. Некоторые из них выпущены в грамзаписи Всесоюзной фирмой грампластинок «Мелодия».

Опубликовал сборники записей народных песен («Новая Шория» — Новосибирск, 1937; «Сборник хакасских песен» — Абакан, 1950; «Хакасия поёт» — Абакан, 1955), музыковедческие работы « Семён Кадышев» (Абакан, 1951; М., 1962), «Практический учебник игры на чатхане», «Заметки по истории хакасской музыки» и другие.

Награждён медалями «За доблестный и самоотверженный труд в период Великой Отечественной войны» (1946), «За освоение целинных земель» (1957).

Имя А. А. Кенеля носит детская музыкальная школа № 1 в Абакане. Один раз в два года в Республике Хакасия проходит музыкальный конкурс имени А. А. Кенеля.

Библиография

• Новая Шория. — Новосибирск, 1937.
• Сборник хакасских песен. — Абакан, 1950.
• Народное музыкальное творчество хакасов. — Абакан, 1955.
• Семён Кадышев. — М., 1962.
• Хакасский песенный фольклор. Хакасские народные тахпахи, песни. — Абакан, 2007.

Литература

• Шварцбург А. Юбилей композитора: к 40-летию творческой деятельности А. Кенеля //Газета «Красноярский рабочий», 1958, 22 ноября.
• Асиновская А. Опера А. Кенеля «Чанар Хус и Ах Чибек». — Ученые записки ХакНИИЯЛИ, вып. 19, № 5. Абакан, 1974.
• Стоянов А. Кенель Александр Александрович-первый композитор Хакасии/ Зажги свою звезду. — Абакан, 1975. — с. 80.
• Гигуашвили Т. С. Александр Александрович Кенель. — Т. С. Гигуашвили. Музыка — их жизнь. — Абакан, 1997. — с. 4—17
• Гигуашвили Т. С. Кенель Александр Александрович. — Энциклопедия Республики Хакасия. — Т. 1. — Абакан, 2007.
• Анненко А. [archive.gazeta19.ru/node/6985 Неизвестный Кенель] // Газета «Хакасия», 2011, 13 апреля.

Ссылки

• [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/53875/%D0%9A%D0%B5%D0%BD%D0%B5%D0%BB%D1%8C Большая биографическая энциклопедия]

• [www.musdic.ru/html/k/kenel5.html Музыкальный энциклопедический словарь. М., 1990]

• [xn--c1ac3aaj.xn--80aaac0ct.xn--p1ai/autors_projects/hronograf_annenko/kenel/ Алексей Анненко. Тайна композитора Шарля Луи де Кенеля]

Отрывок, характеризующий Кенель, Александр Александрович

– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.