Кеннан, Джордж

Джордж Кеннан

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Джордж Кеннан (англ. George Kennan; 16 февраля 1845 — 10 мая 1924) — американский журналист, путешественник, писатель, автор книг о Сибири и сибирской ссылке.

Известен своей поддержкой российских революционеров. Его публичные разоблачения тяжёлых условий содержания политзаключённых в сибирской ссылке стали толчком к распространению в США критического взгляда на политический режим, существующий в Российской империи. На волне общественного негодования вокруг выступлений Кеннана в 1891 году в Бостоне возникло американское Общество друзей русской свободы, члены которого с 1891 по 1919 гг. участвовали в различных пропагандистских кампаниях, некоторые из которых оказали заметное влияние на отношение общественного мнения США к России.

Внучатым племянником Джорджа Кеннана был Джордж Ф. Кеннан.

Биография

Родился в Норволке, штат Огайо. В 12 лет бросил учёбу в школе и стал работать посыльным на железнодорожном телеграфе, позднее — телеграфистом. В 1865 году Дж. Кеннан был нанят русско-американской телеграфной компанией для исследования возможного маршрута прокладки телеграфа из США в Россию через Аляску, Берингов пролив, Чукотку и Сибирь. Провёл два года путешествуя по Чукотке и Камчатке, после чего вернулся в Америку через Петербург. В 1870 году опубликовал о своём путешествии книгу «Tent Life in Siberia». В 1870 отправился в новое путешествие в Россию (на Кавказ), на этот раз через Петербург. После возвращения из России в 1871 работал банковским служащим в Медине (штат Нью-Йорк), но был крайне недоволен своей профессией, мечтая о карьере писателя и публициста. В июне 1876 перебрался из Медины в Нью-Йорк, надеясь сделать карьеру на литературном поприще. Однако в первый год Кеннан не нашел подходящей работы и летом 1877 был вынужден устроиться в страховую компанию «Mutual Life Insurance Company». В ноябре 1878 Дж. Кеннан покинул Нью-Йорк и переехал в Вашингтон, где стал корреспондентом агентства Associated Press.

В мае 1885 — августе 1886 Дж. Кеннан вместе с художником из Бостона Джорджем Фростом (англ.) совершил поездку по Сибири, знакомясь с системой каторги и ссылки. Здесь он познакомился со многими политическими заключёнными. Друзьями Кеннана стали Екатерина Брешко-Брешковская, Егор Лазарев, Феликс Волховский. Вернувшись в США, в 1887—1889 Кеннан опубликовал в журнале «Century» ряд статей, в которых резко критиковал царское правительство и прославлял революционеров. Разоблачение злоупотреблений российских властей сделало Кеннана знаменитым. Он начал активно печататься в серьёзных общественно-политических журналах. Кроме «Century», это были «The Outlook», «The Nation», «Forum» и другие. Кроме того, он выступал с многочисленными платными публичными лекциями в США и Англии. Для достижения большего эффекта Кеннан часто появлялся перед аудиторией в одежде заключённого и кандалах.

Прямым результатом деятельности Дж. Кеннана в Англии и США стало возникновение в начале 1890-х годов движения за «свободную Россию» и образование обществ «друзей русской свободы». Хотя он сам не принимал участия в создании Общества американских друзей русской свободы в апреле 1891 г., но стал его членом, регулярно давая небольшие суммы на издание печатного органа Общества «Free Russia». В том же 1891 г. Кеннан издал книгу «Сибирь и система ссылки» («Siberia and the Exile System»), которая имела меньший успех, чем его статьи и выступления о сибирской ссылке.

После некоторого спада интереса к России он переключился на освещение других злободневных событий. В 1898 Дж. Кеннан работал корреспондентом на испано-американской войне. Вскоре после окончания войны вышла его книга «Campaigning in Cuba». Всё это время он поддерживал переписку с русскими политэмигрантами — Волховским, Кропоткиным и др. В июле 1901 Дж. Кеннан снова приехал в Россию, остановился в Петербурге, но несколькими неделями позже был выслан из страны.

Во время русско-японской войны опубликовал серию статей с театра боевых действий и, как признался позже, занимался антиправительственной пропагандой среди русских пленных в Японии.

В 1904—1910 г. опубликовал ряд работ по социально-экономическим проблемам Российской империи.

Октябрьскую революцию 1917 года Дж. Кеннан оценил резко негативно, мотивируя это недостатком у нового правительства «знаний, опыта и образования для того, чтобы успешно разобраться с огромными проблемами, назревшими со свержения царя». Он критиковал интервенцию Вудро Вильсона как недостаточную меру в борьбе против большевизма. Незадолго до смерти он писал:

Новая большевистская конституция… оставляет всю власть там же, где она и была последние пять лет — в руках группки самоназначенных бюрократов, которых народ не может ни снять, ни контролировать.

— газета «Medina Tribune», июль 1923

Дж. Кеннан умер в 1924 году.

Джордж Кеннан в исследованиях историков

Современный российский историк Д. М. Нечипорук в своей диссертации «Американское общество друзей русской свободы» пишет, что личность и деятельность Джорджа Кеннана, который был центральной фигурой антицаристской агитации в конце 1880-х — начале 1890-х гг., занимает значительное место в исследованиях истории культурных связей между Россией и США. В 1950 году американский историк М. Лазерсон впервые в историографии подробно исследовал влияние агитации Кеннана на американо-русские отношения. Именно Лазерсон своим исследованием заложил основы либерального подхода к изучению как агитации Кеннана, так и деятельности американского Общества — согласно этому подходу, Кеннан являлся искренним и бескорыстным противником русского самодержавия, помогавшим своими печатными выступлениями и деньгами русским социалистам и либералам в их борьбе за демократическую Россию. Этот тезис впоследствии получил широкое хождение не только в американской, но и в советской исторической литературе.

В 1970-е-1980-е гг. американский историк Т. Сталлс предложил более критический взгляд на агитацию Кеннана, чем это было принято в предыдущих работах. Он впервые озвучил тезис о коммерческих мотивах деятельности американского журналиста и, опираясь на архивные материалы, попытался развеять устойчивое представление о Кеннане как об исключительно «идейном» борце с самодержавием.

Наиболее подробное исследование деятельности Джорджа Кеннана в 1990 г. выпустил американский историк Ф. Трэвис.

В советской историографии Кеннан непременно изображался как убеждённый, искренний и бескорыстный противник царизма, поддержавший Общество американских друзей русской свободы и его агитацию.

Литература

Список произведений

• Tent life in Siberia, and adventures among the Koraks and other tribes in Kamtchatka and Northern Asia. — N.Y., G.P. Putnam & sons; L., S. Low, son & Marston, 1870. — 425 р.
• [www.archive.org/details/siberiaexilesyst02kenniala Siberia and the Exile System]. — N.Y., The Century co., 1891. 2 vols.
  • Сибирь и ссылка. — СПб.: Издание В. Врублевского, 1906. — 458 с.
  • Сибирь и ссылка. В двух томах. СПб.: Русско-Балтийский информационный центр «БЛИЦ», 1999.
• [www.archive.org/details/campaignincuba00kennrich Campaigning in Cuba]. — N.Y., The Century co., 1899. — 269 p.
• [www.archive.org/details/chicagoaltoncase00kennrich The Chicago and Alton case: A misunderstood transaction] — Garden City, N.Y.: Country Life Press, 1916. — 58 p.

Библиография

• Кеннан Джордж // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [www.gutenberg.org/author/George+Kennan Работы George Kennan] в проекте «Гутенберг»

Отрывок, характеризующий Кеннан, Джордж

– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.