Киплинг, Джон
| Джон Киплинг | |
| англ. John Kipling | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения |
Роттингден, Восточный Суссекс, Британская империя |
| Дата смерти |
27 сентября 1915 (18 лет) |
| Место смерти | |
| Принадлежность | |
| Годы службы | |
| Звание | |
| Командовал |
2-й батальон Ирландской гвардии в составе Британской армии |
| Сражения/войны | |
| Связи |
Отец: Редьярд Киплинг |
Джон (Джек) Киплинг (англ. John (Jack) Kipling) — британский военный, единственный сын английского писателя Редьярда Киплинга. Погиб участвуя в Третьей битве при Артуа.
Биография
Родился 17 августа 1897 года в семье известного британского писателя Редьярда Киплинга и его жены Кэролайн Киплинг. Был третьим и самым младшим ребёнком в семье.
Благодаря связям отца получил образование в Колледже Веллингтона — одном из самых престижных учебных заведений Великобритании того времени.
Первая мировая война
4 августа 1914 года Великобритания объявила себя находящейся в состоянии войны с Германской империей. На тот момент Джону Киплингу было всего 16 лет. Придерживающийся империалистических и патриотичных взглядов, Киплинг-старший стал ярым сторонником войны и начал писать пропагандистские листовки от имени Британского правительства. В то же время Джон Киплинг также поддерживающий взгляды своего отца, решил завербоваться в Королевский военно-морской флот Великобритании. Отец был единственным из членов семьи, кто поддержал идею сына, но врачебная комиссия признала Киплинга-младшего негодным к службе на флоте, по причине очень плохого зрения. Тогда Джон подал заявку на вступление в пехоту вооруженных сил Великобритании, но и там ему отказали по аналогичным причинам.[1][2]
Узнав об отказе принять его сына в армию, Редьярд Киплинг был очень расстроен, и решил подключить свои связи в правительстве. Благодаря личной дружбе с Фельдмаршалом Британской армии, графом Фредериком Робертсом ему удалось записать сына в армию. В день своего семнадцатилетия — 17 августа 1914 года Джону Киплингу было присвоено звание второго лейтенанта (Лейтенант в других странах), и он был приписан к 2 батальону Ирландской гвардии входящему в состав Британской армии. Летом 1915-го, После падения Бельгии, и гибели Лузитании 7 мая 1915 года, Киплинг старший лично отправился на линию фронта, в качестве военного корреспондента. В это же время он написал прошение о скорейшем отправлении его сына на фронт, так как считал, что Джон должен увидеть настоящую войну.
В середине августа 1915 года батальон Джона Киплинга был переброшен на фронт во Францию.[3] В то время процент потерь среди младшего офицерского состава был наивысочайшим за всю войну. Средняя продолжительность жизни офицера на линии фронта составляла 5 — 6 недель.
С 25 сентября 1915 года Джон Киплинг командовал взводом в битве при Артуа.
Гибель
Официально, днём 27 сентября 1915 года пропал без вести во время боя с немцами недалеко от местечка Лос-ан-Гоэль, во Франции. Однако есть две версии гибели Джона Киплинга:
Согласно первой, рядом с Киплингом разорвался немецкий артиллерийский снаряд, и осколками ему снесло часть черепа, в результате чего и наступила смерть. Это объясняет и тот факт, почему его тело не было опознано среди убитых после боя.
Согласно второй, и более распространённой версии, Киплинг вместе с ещё несколькими солдатами попытались уничтожить немецкое пулеметное гнездо обстреливавшее британские позиции с одной из возвышенностей. В ходе атаки все британские солдаты погибли. Киплинг же получил ранения в ногу, грудь, плечо и лёгкое и скончался от полученных ранений самым последним из своего отряда. Его тело лежало почти вплотную к пулёметному гнезду, и британцы не смогли забрать его. Из-за чего Киплинга объявили лишь пропавшим без вести, а не мёртвым.
7 октября 1915 года The Times опубликовала сообщение о ранении и пропаже сына Киплинга. Джон Киплинг был официально объявлен мертвым лишь в 1992 году.
Напишите отзыв о статье "Киплинг, Джон"
Примечания
Отрывок, характеризующий Киплинг, Джон
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
