Коринфский, Михаил Петрович
| Михаил Петрович Коринфский (Варенцов) | |
 | |
| Основные сведения | |
|---|---|
| Страна | |
| Дата рождения | |
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Работы и достижения | |
| Работал в городах | |
| Архитектурный стиль |
Классицизм, русский ампир |
| Важнейшие постройки |
Воскресенский собор в Арзамасе, Троицкий собор в Симбирске, собор Грузинской Божьей Матери (Раифского монастыря), здания Казанского университета |
Кори́нфский Михаил Петрович настоящая фамилия Варенцов (1788, Арзамас — 22 (8) июня 1851, Казань) — российский архитектор, представитель позднего классицизма, зодчий, коллежский асессор, род. в 1789 г., ум. 10 июня 1851 г.
Биография
Михаил Петрович Варенцов родился в семье резчиков иконостасов, по происхождению арзамасский мещанин. Обучался в художественной школе А. В. Ступина. В 1808 году Коринфский сдал экзамены и поступил в Петербургскую академию художеств, в архитектурный класс А. Н. Воронихина, окончив которую, получил звание художника 14-го класса. Практику проходил на строительстве Санкт-Петербургского Казанского собора, дома графа А. С. Строганова, дачи Зиновьева и др.
27 августа 1810 года Совет Академии художеств, рассмотрев представленные Коринфским планы Воскресенского собора для Арзамаса, одобрил их. А 22 декабря 1810 года за эту архитектурную композицию Михаил Петрович получил первую серебряную медаль.
В 1814 году в Арзамасе начинается строительство Воскресенского собора по плану Коринфского. В этом же году Коринфский создаёт в Арзамасе художественное архитектурное училище. С 1813 по 1823 годы проектировал и строил по своим проектам различные здания и сооружения в Нижегородской, Пензенской и Симбирской губерниях. С 1823 по 1832 годы служит в должности губернского секретаря в Симбирском Дворянском собрании. За этот период по его проектам начинается строительство в Симбирске Свято-Троицкого кафедрального собора, перестройка дома трудолюбия, губернской гимназии, удельной конторы и др. В 1825 году за проект Свято-Троицкого Симбирского кафедрального собора удостоен звания «назначенного» академика Академии художеств, а в 1830 году - утверждён в звании действительного академика.
В 1833 году Коринфский возглавил Особый строительный комитет в городе Казани. Он возводит по своим проектам здания обсерватории, анатомического театра для учебного комплекса Казанского университета, разрабатывает планы фасада Арзамасского уездного училища.
Умер Михаил Петрович в Казани в 1851 году. Похоронен на Арском кладбище вместе с женой Анастасией Александровной (1862?) под надгробием, которое, по семейному преданию, сам и спроектировал.
Работы архитектора
- Воскресенский собор Арзамасе.jpg
Воскресенский собор в Арзамасе</center> - Троицкий собор в Симбирске.jpg
Троицкий собор в Симбирске</center> - Собор во имя Чудотворной Грузинской иконы Пресвятой Богородицы.jpg
Собор во имя Чудотворной Грузинской иконы Пресвятой Богородицы, Раифский монастырь</center> - Главное здание Императорского Казанского университета.jpg
Главное здание Императорского Казанского университета</center> - Анатомический театр медицинского факультета Казанского университета.jpg
Анатомический театр медицинского факультета Казанского университета</center> - Храм Живоначальной троицы в селе Пятино.jpg
Храм Живоначальной троицы в селе Пятино, Инзенского района, Ульяновской области (В настоящий момент заброшен)</center>
Память
Источники
- Памятники истории и культуры Горьковской области. — Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1987.
- Филатов Н. Ф. Нижний Новгород. Архитектура XIV — начала XX века. — Н.Новгород: РИЦ «Нижегородские новости», 1994.
- Ульяновская -Симбирская энциклопедия, Том 1. Ульяновск: Издательство "Симбирская книга", 2000. ISBN 5-8426-0224-5
- Егерев В., Архитектор М. П. Коринфский, Казань, 1961.
Напишите отзыв о статье "Коринфский, Михаил Петрович"
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Коринфский, Михаил Петрович
Примечания
- ↑ [www.kzn.ru/news/50724-v-sovetskom-rajone-kazani-poyavilis-pyat-novyh-ulits В Советском районе Казани появились пять новых улиц - новости - Официальный портал мэрии Казани]
Отрывок, характеризующий Коринфский, Михаил Петрович
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
