Кочубей, Василий Викторович
Василий Викторович Кочубей<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> </td></tr>
| |
| Рождение: | 13 января 1812 |
|---|---|
| Смерть: | 22 января 1850 (38 лет) |
| Военная служба | |
| Принадлежность: |  Российская империя
|
| Звание: | камергер |
Князь Васи́лий Ви́кторович Кочубе́й (1 (13) января 1812—10 (22) января 1850) — статский советник (1846), камергер (1845), археолог и нумизмат из рода Кочубеев. Действительный член Русского археологического общества[1].
Содержание
Биография
Сын князя Виктора Павловича Кочубея и Марии Васильевны Васильчиковой. По отзыву современника, все их дети были очень красивы и представительны, но Василий был лучше всех и неизмеримо превосходил своих братьев истинно барским благородством[2].
С 1827 года служил в Коллегии иностранных дел, с дипломатическими поручениями направлялся в Дрезден, Лондон и Константинополь. Затем был сотрудником Азиатского департамента МИД (1835—1843). В 1845—1848 годах служил в Канцелярии наместника на Кавказе графа М. С. Воронцова[1]. 7 апреля 1846 года произведен в статские советники. Был помощником попечителя Санкт-Петербургского учебного округа в 1848—1850 годах.
Скончался в январе 1850 года от туберкулёза, по этому поводу А. О. Россет писал[3]:
|
Он кашлял восемь месяцев, пренебрегал кашлем и нажил чахотку; его лечили Миновский и Мандт; они поправили его на время; но с самого начала сказали, что надежды нет. | 
|
Уже с десятилетнего возраста Кочубей стал собирать монеты, сначала древние, а затем — только греческие и Боспорского царства, и добился того, что его коллекция, по числу и редкости экземпляров (монеты Фарнака, Ольвии, Пантикапеи и пр.), стала лучшим частным минцкабинетом в России. Редчайшие и любопытнейшие монеты своего собрания он сам описал и напечатал для них в Париже 20 таблиц.
Эта опись издана вдовой Кочубея: «Описание музеума покойного князя В. В. Кочубея» (составлено по его рукописному каталогу), к которому приложено «Исследование об истории и нумизматике греческих поселений в России, равно как царств Понтийского и Босфора Киммерийского», написанное бароном Кёне (СПб., 1856). Вместе с тем собрал коллекции серебра, фарфора, картин. Его библиотека, насчитывавшая 5 тысяч томов, в 1870-х годах была передана Харьковскому университету[1].
Брак и дети
Василий Викторович был женат с 1847 года на княгине Елене Павловне Белосельской-Белозерской, урождённой Бибиковой (1812—1888), вдове князя Э. А. Белосельского-Белозерского и падчерице А. Х. Бенкендорфа. Елена Павловна была одной из первых светских красавиц, фрейлиной, статс-дамой и обер-гофмейстриной. В браке родились две дочери[4]:
- Мария Васильевна (1848—1896) — супруга генерал-лейтенанта Петра Павловича Дурново (1835—1918);
- Елена Васильевна (1850—1906) — супруга Павла Александровича Всеволожского (1839—1898). Инициаторы строительства Храма Спаса Нерукотворного Образа.
Напишите отзыв о статье "Кочубей, Василий Викторович"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Кочубеи // Большая российская энциклопедия / С.Л. Кравец. — М: Большая Российская энциклопедия, 2010. — Т. 15. — С. 535. — 767 с. — 60 000 экз. — ISBN 978-5-85270-346-0.
- ↑ Записки Инсарского // Русская Старина. 1894. Т. 5. — С. 18.
- ↑ Письмо А. О. Россет к сестре Смирновой-Россет // Русский архив. 1896. Кн. 2.— С. 371.
- ↑ Кочубеи //Малороссийский родословник Т.2 — С. 524—570.
Литература
- Кочубей Василий Викторович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
|
|
Это заготовка статьи о персоналии из России. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Кочубей, Василий Викторович
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
