Красные гауры
| Красные гауры | |
| тайск. ขบวนการกระทิงแดง | |
| Другие названия: |
Объединённый фронт борьбы против коммунистического империализма |
|---|---|
| Идеология: | |
| Этническая принадлежность: | |
| Лидеры: | |
| Активна в: | |
| Дата формирования: | |
| Дата роспуска: | |
| Союзники: | |
| Противники: |
компартия, левые студенты, профсоюзный актив |
| Участие в конфликтах: | |
| Крупные акции: | |
Красные гауры (тайск. ขบวนการกระทิงแดง Krathing Daeng) — таиландская антикоммунистическая ультраправая[1] военизированная организация, действовавшая в середине 1970-х годов. Полное название — Объединённый фронт борьбы против коммунистического империализма. Совершили ряд нападений и терактов в отношении коммунистов и левых активистов. Активно участвовали в бойне в Таммасатском университете 6 октября 1976 года.
Содержание
Причины создания
Название «гауры» происходит от вида крупных быков, распространённого в Юго-Восточной Азии (гауры отличаются исключительными размерами и физической мощью; известны случаи, когда разъярённый гаур убивал тигра). Красный цвет символизировал готовность к кровопролитию во имя Таиланда.
Организация была создана в 1974 году по инициативе армейской спецслужбы «Отдел внутренней безопасности». Этот шаг обосновывался резким усилением коммунистического влияния в Индокитае. После Парижских соглашений 1973 и вывода американских войск из Южного Вьетнама установление коммунистических режимов во Вьетнаме, Лаосе и Камбодже стало вопросом времени. В самом Таиланде студенческие демонстрации осени 1973 привели к падению правительства Танома Киттикачона. Таиландские правые круги, особенно армейские, заблаговременно принимали меры против коммунистической опасности. Инициатором создания гражданской антикоммунистической группировки выступил генерал Судсай Хасадин.
Особенности социальной базы. Идеология и активность
К 1975 году «Красные гауры» насчитывали до 25 тысяч членов. Руководили офицеры с опытом войны во Вьетнаме. Рядовой актив рекрутировался из учащихся технических колледжей, старших школьников, молодых люмпенов и уголовников, бросивших учёбу подростков, отчисленных из Таммасатского университета студентов, уволенных с должностей молодых чиновников, подвергнутых дисциплинарным взысканиям солдат.
Организация сознательно ориентировалась на молодёжь с авантюрными наклонностями. Особенно привлекали «Красные гауры» тех, кто по каким-либо причинам оказался выбит из служебного или учебного ритма. В этом важное отличие «Красных гауров» от других правых организаций Таиланда — «Девятой силы» и «Сельских скаутов» — которые объединяли зажиточных крестьян, предпринимателей, буддийских монахов, адаптированных членов общества.
Идеологией «Красных гауров» был воинствующий антикоммунизм. Коммунизм (в особенности его вьетнамская, ближайшая к Таиланду, разновидность) отвергался как система тоталитарной дисциплины, ненавистная носителям молодёжно-криминальной вольницы. Кроме того, своё трудное бытовое положение члены организации относили на счёт либерального правительства, подозреваемого в уступках коммунистам.
Особенную неприязнь «Красных гауров» вызывали студенты Таммасатского университета — сравнительно благополучные в быту, левоориентированные, симпатизирующие КПТ. Сыграли роль и жёсткие принципы обучения, практиковавшиеся в Таиланде: за успеваемость младших отвечали старшие, оказывавшие давление на «подопечных». Отчисления неуспевающих осуществлялись с подачи студентов-кураторов, остающихся в университете. В результате возникали взаимные счёты и стремление к мести.
Организация финансировалось за счёт армейских субсидий. Крупная сумма была также выделена из США. Это позволяло руководящим активистам вести разгульный образ жизни в стиле криминальных авторитетов. Они также имели фактический иммунитет от уголовного преследования.
В 1974—1976 годах «Красные гауры» многократно нападали на членов компартии, левых активистов, студентов, профсоюзных функционеров (таиландские профсоюзы того периода были подвержены коммунистическому влиянию). Был совершён ряд убийств. Крупная атака «Красных гауров» на Таммасатский университет в Бангкоке произошла летом 1975. Проявленная при этом жестокость во многом предвосхитила резню октября 1976 года[2]. Обученные военными инструкторами группы «Красных гауров» охраняли рабочих, занимавшихся дорожным строительством в районах, где действовали коммунистические партизаны. В ходе предвыборной кампании 1976 года совершались нападения на левых кандидатов[3].
Таммасатская резня и переворот 6 октября 1976 года
Осенью 1976 года политическое противоборство в Таиланде достигло максимальной остроты и совпало с пиком экономического кризиса. Популярность леволиберальных сил, находившихся у власти с 1973, резко упала. Армейское командование и королевский двор запланировали контрнаступление. В страну вернулся правоконсервативнвй экс-премьер Таном Киттикачон, изгнанный левыми студентами тремя годами ранее. Снова начались студенческие демонстрации. Эпицентром левого движения стал Таммасатский университет.
5 октября 1976 по Бангкоку распространились слухи о непочтительном изображении левыми студентами наследного принца Вачиралонгкорна. Это вызвало массовое возмущение горожан, в огромном большинстве почитающих монархию и королевскую семью. Боевики правых организаций бросились на расправу со студентами. 6 октября 1976 произошла бойня в Таммасатском университете. Полиция и армейские подразделения расстреляли десятки человек, сотни были арестованы, многие подвергнуты пыткам. «Красные гауры» приняли в этом самое активное участие.
Официально было объявлено о гибели 46 человек, но существуют свидетельства примерно о сотне убитых. В тот же день либеральное правительство Сени Прамота было отправлено в отставку, распущен парламент, приостановлено действие конституции. Власть перешла к военной хунте во главе с адмиралом Сангадом Чалорью. Премьер-министром король назначил ультраконсервативного адвоката Танина Краивичьена, члена «Девятой силы».
После переворота. Историческая роль
Разгром левого студенческого движения и государственный переворот 6 октября 1976 года положили конец росту коммунистического влияния в Таиланде. «Красные гауры» перестали быть необходимы, и с 1977 года их деятельность постепенно сошла на нет. По некоторым свидетельствам, король Таиланда Пхумипон Адульядет тепло отзывался о них[4].
Основатель организации генерал Судсай Хасадин и далее играл видную роль в политике Таиланда. В начале 1980-х годов он возглавлял канцелярию военного премьер-министра Према Тинсуланона. Другой известный активист «Красных гауров», активный участник Таммасатской бойни, лейтенант Чалермчай Матчаклам (он же «полковник Тун») впоследствии дослужился до майора, стал видной фигурой местной мафии, был осуждён на смертную казнь за убийство высокопоставленного чиновника, помилован королём, освобождён в 2015 году после 14 лет заключения[5] и вновь арестован в 2016 за продолжение криминальной деятельности[6].
«Красные гауры» явили собой одну из ударных сил таиландского антикоммунизма. Критически настроенные комментаторы сравнивали их с нацистскими штурмовыми отрядами. В этом же контексте можно упомянуть Антикоммунистический альянс Аргентины и итальянские неофашистские организации 1970-х годов.
См. также
Напишите отзыв о статье "Красные гауры"
Примечания
- ↑ Henry W. Degenhardt. Revolutionary and dissident movements: an international guide Longman, 1988 - History p.370
- ↑ [data3.blog.de/media/661/2347661_35e0d731fd_d.pdf From the city, via the jungle, to defeat: the 6th Oct 1976 bloodbath and the C.P.T.]
- ↑ [books.google.fr/books?id=w8eypkzAcNoC&pg=PA157&dq=red+gaurs+krathing+daeng&hl=de&sa=X&ei=4p8iT9GPDIXChAe6sfCSBA&redir_esc=y#v=onepage&q=red%20gaurs%20krathing%20daeng&f=false Benedict Anderson, The Spectre of Comparisons: Nationalism, Southeast Asia and the World. London: Verso, 1998]
- ↑ Handley, Paul M., The King Never Smiles, Yale University Press, 2006
- ↑ [www.matichon.co.th/news_detail.php?newsid=1323228809&grpid=00&catid=00 อภัยโทษ′เสริม สาครราษฎร์′พ้นคุก 18ธ.ค. ′ชลอ-ผู้พันตึ๋ง-หมอวิสุทธิ์′แค่ลดโทษ : มติชนออนไลน์]
- ↑ [rufabula.com/articles/2016/10/06/thai-house-of-trade-unions Тайский «Дом Профсоюзов»]
Отрывок, характеризующий Красные гауры
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»
Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
