Ксенодохий
Ксенодохий (греч. ξενοδοχείον, также встречается греч. ξενών) — в Византийской империи приют для путешественников, бедных и больных. В отличие от пандохейонов и митат, предоставлявших свои услуги на платной основе и имеющих исключительно светский характер, ксенодохии являлись филантропическими учреждениями, основанными на принципах христианского гостеприимства. Термин впервые начал использоваться в правление Константина Великого и имел достаточно широкий смысл, с VI века функции ксенодохиев стали больше напоминать задачи современных госпиталей. Сопоставимые по качеству обслуживания госпитали, являвшиеся чем-то большим, чем последним пристанищем для смертельно больных и бедняков, появились в Западной Европе только во второй половине XIX века[1]. Вопрос о роли ксенодохиев в истории медицины, степень их влияния на аналогичные учреждения в Западной Европе и, с другой стороны, влияние на ксенодохии мусульманских бимаристанов[en] и т. п., является предметом многочисленных исследований.
Уже до 330 года при церквях Антиохии и Сирии существовали ксенодохии, а после того, как в 332 году император Константин выделил часть общественных налогов на эти учреждения, они стали появляться повсеместно. В правление Феодосия I их уже было большое количество в Константинополе. Относительно других частей империи сохранилось меньше информации, но, например, известно, что ксенодохии существовали даже в небольших египетских городах[2].
Ксенодохии основывались частными лицами, государством и монастырями. Прокопий Кесарийский рассказывает об одном таком заведении, учреждённом императором Юстинианом в Константинополе. О ксенодохии Сампсона в столице империи пишет Иоанн Малала (Chron. XVIII, 83). Известны также ксенодохии, основанные Романом I Лекапином и Иоанном II Комнином. Для последнего, находившегося при монастыре Пантократора, сохранился подробный устав, дающий детальное представление о структуре, услугах, меню пациентов, персонале и повседневной жизни этого лечебного заведения[3]. Данный документ был впервые опубликован в 1895 году Алексеем Дмитриевским[4].
В отличие от слова пандохейон, понятие ксенодохий быстро распространилось по средневековой Европе. Подобные учреждения появились в Италии, Испании и Франции. В вестготской Испании VI века епископ Масона Меридский основал исп. xenodoquio, а его современник Исидор Севильский включил это слово в свои Этимологии в латинской и греческой формах, определив его как приют для паломников и бедняков. Слово также встречается в каролингской Галлии IX века в перечне филантропических терминов[5]. В поствизантийскую эпоху термин вновь приобрёл своё первоначальное значение в греческом языке — приют для чужестранцев и, как следствие этого, в сегодняшней Греции термин ксенодохио(н) (греч. ξενοδοχείον), имеет только одно значение — гостиница.
Напишите отзыв о статье "Ксенодохий"
Примечания
- ↑ Miller, 1997, p. 4.
- ↑ Созомен, Церковная история, 6.31.7-8
- ↑ Также при монастыре Пантократора находился дом престарелых
- ↑ Miller, 1997, p. xii.
- ↑ Constable, 2004, pp. 37-38.
Литература
- Constable O. R. Housing the stranger in the Mediterranean world. — Cambridge University Press, 2004. — ISBN 978-0-511-16450-7.
- Miller T. S. The Birth of the Hospital in the Byzantine Empire. — 1997. — ISBN 0-8018-2676-4.
- The Oxford Dictionary of Byzantium : [англ.] : in 3 vols. / ed. by Dr. Alexander Kazhdan. — N. Y. ; Oxford : Oxford University Press, 1991. — P. 2208. — ISBN 0-19-504652-8.</span>
Отрывок, характеризующий Ксенодохий
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.
На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
