Ксидеас, Костас

Костас Ксидеас
Κώστας Ξυδέας
Дата рождения	1907(1907)
Место рождения	Сайдона, Мани
Дата смерти	13 июня 1949(1949-06-13)
Место смерти	Пигадиа, Мессения
Принадлежность	Греция Греция
Род войск	партизанская армия
Командовал	подразделениями Народно-освободительной армии Греции и Демократической армии Греции
Сражения/войны	Греко-итальянская война, Греческое сопротивление, Гражданская война в Греции

Костас Ксидеас (греч. Κώστας Ξυδέας; 1907 — 13 июня 1949) — греческий коммунист, командир подразделений Народно-освободительной армии Греции (ЭЛАС) и Демократической армии Греции (ДСЭ) на полуострове Пелопоннес.

Молодость

Костас Ксидеас родился в 1907 году в селе Сайдона мессенийской Мани. Родители, Фома и Христица Ксидеасы, были бедными крестьянами. Семья была многодетной — 4 мальчика и 4 девочки. В период диктатуры генерала Метаксаса Костас Ксидеас вступил в антидиктаторскую организацию, которую возглавлял его земляк К. Клабацеас, расстрелянный немцами 1 мая 1944 года, вместе с другими 199 греческими коммунистами. В победной для греческого оружия Греко-итальянской войне (1940—1941) принял участие в звании сержанта пехоты, отличился на поле боя, получил 2 лёгких ранения и был награждён орденом «За мужество». После того как на помощь своим союзникам пришла Гитлеровская Германия и часть генералитета подписала «почётную капитуляцию», Ксидеас вернулся в Мессению.

Сопротивление

Почти сразу после начала тройной, германо-итало-болгарской, оккупации Греции, в июле 1941 года, вместе с земляками и родственниками младшим лейтенантом запаса Илиасом Ноэасом, Теодором и Леонидом Ксидеасами вступил в созданную в областном центре, городе Каламата, организацию «Новая Филики Этерия». Историк Т. Герозисис упоминает эту организацию в числе полсотни наиболее важных организаций Сопротивления, стихийно возникших по всей стране в первые 3 месяца оккупации. Впоследствии организация влилась в организованный компартией Греции Национально-освободительный фронт Греции (ЭАМ) и осенью 1941 года Ксидеас стал членом компартии.

Эпизод Сайдоны

Одна из групп Сопротивления, созданная на горе Тайгет в июле 1941 года, 9 сентября дала свой первый победный бой против итальянских карабинеров. Однако у зарождающегося партизанского движения были и противники, как из-за опасения ответных мер оккупационных властей, так и из за сомнений отставных офицеров относительно возможности и эффективности партизанского движения, в современных условиях и учитывая военные и технические средства противникаа. Маленький отряд в 20 бойцов, созданный младшим лейтенантом запаса Илиасом Ноэасом, в котором состоял Ксидеас, оказался в эпицентре событий в регионе в марте 1942 года. После того как 24 марта отряд расстрелял одного коллаборациониста, итальянцы послали роту своих солдат с задачей нейтрализовать этот отряд. Итальянская рота попала в засаду партизан и отступила. Партизаны направились к монастырю Войденицы и на пути к монастырю столкнулись с другим итальянским подразделением . В новом бою партизаны обратили итальянцев в бегство и взяли пленных. В дальнейшем, не зная что делать с пленными, партизаны освободили итальянцев. В отместку за свои потери, итальянцы сожгли село Сайдона и монастырь Войденицы. С прибытием итальянских подкреплений и началом масштабной карательной операции произошёл эпизод, если не единственный в своём роде в оккупированной Греции, то по крайней мере редкий. Озабоченные возможными последствиями и угрозами о последующем разрушении и других сёл, муниципальные и церковные круги, заручившись гарантиями итальянцев сумели убедить эту группу партизан сдаться. Однако гарантии не были соблюдены, члены группы были отправлены в тюрьму в Каламату, а командир группы Илиас Ноэас был расстрелян.

В рядах Народно-освободительной армии Греции

Ксидеас был амнистирован через год, по случаю дня ангела Бенито Муссолини. Вернувшись к семье и остановившись не надолго в своём селе, он вступил в Народно-освободительную армию Греции (ЭЛАС). Был зачислен офицером в 1-й батальон 9-го полка ЭЛАС Пелопоннеса. В июле 1944 года он был переведен офицером в народную милицию (ополчение) своего региона. После декабрьских боёв ЭЛАС с английскими войсками и последующего подписания в январе 1945 года руководством компартии Греции Варкизского соглашения, Ксидеас отказался сдать своё оружие и скрывался в горах центрального Тайгета.

Гражданская война

По всей Греции группы бывших бойцов ЭЛАС скрывавшиеся в горах от «Белого террора» монархистов, постепенно стали формировать отряды самообороны, которые с 1946 года, с фактическим началом Гражданской войны в Греции (1946—1949) преобразовывались в соединения Демократической армии Греции (ДСЭ). Группа самобороны Ксидеаса начала военные действия против правительственной армии и милиции монархистов с августа 1946 года, став таким образом ядром для создания подразделения ДСЭ на Тайгете. Весной 1947 года Ксидеас командовал ротой, в начале 1948 года и получив звание майора ДСЭ принял командование батальоном и, наконец, в сентябре 1948 года, принял командование всеми подразделениями ДСЭ Тайгета.

Гибель Ксидеаса и его семьи

В 1949 году карательные операции правительственных войск постепенно привели к дезорганизации и распаду партизанских сил на Пелопоннесе. Судьба Ксидеаса была подобной судьбе большинства бойцов ДСЭ на Пелопоннесе. 13 июня 1949 года он и его адъюант, студент Н. Пердикеас, были обнаружены в убежище в регионе Пигадиа, Мессения отрядом армии, жандармерии и монархистов. Ксидеас и Пердикеас сражались в течение 40 минут, до конца. Тело убитого Ксидеаса было распято на лестнице-времянке и демонстрировалось монархистами в близлежащих сёлах и городе Каламата. Местные газеты поместили фотографии глумления над телом убитого под заголовками «Мани теперь дышит свободно».

Монархисты не довольствовались его смертью и зарезали его жену и двоих детей, Александра (2 лет) и Христоса-Сталина (7 лет)

Дневник Ксидеаса

Дневник Костаса Ксидеаса был обнаружен в доме его брата, Христоса. Хотя дом был сожжён дважды, итальянцами и монархистами, спрятанный в тайнике, дневник уцелел. Дневник был передан в феврале 2014 года племянником Костаса Ксидеаса «естественному наследнику», Центральному комитету Коммунистической партии Греции.

Отрывок, характеризующий Ксидеас, Костас

– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…