Кузнецов, Анатолий Васильевич (писатель)

Не следует путать с автором повестей «Ювелиры» и «Пошехонская новь» — Александром Александровичем Кузнецовым.

Анатолий Кузнецов
Род деятельности:	прозаик
Годы творчества:	1957—1979
Язык произведений:	русский

Анато́лий Васи́льевич Кузнецо́в (18 августа 1929, Киев — 13 июня 1979, Лондон) — русский советский писатель-невозвращенец.

Биография

В детстве жил вместе с матерью-учительницей, дедом и бабушкой на окраине Киева, в районе Куренёвка. Отец, бывший красноармеец и советский инженер, бросил семью и уехал в Нижний Новгород. В течение двух лет немецкой оккупации Киева был свидетелем событий, происходивших в городе. Тайно вёл дневник. Впоследствии эти записи легли в основу романа «Бабий Яр».

Учился в балетной студии при Киевском театре оперы и балета. Тогда же был принят в комсомол:

Нас, пятнадцатилетних балетных мальчиков и девочек, привели в райком на бульваре Шевченко и в каких-нибудь полчаса пропустили через приёмный конвейер. В 1949 году, на двадцатом году жизни, я, кипя яростью, решил, что не буду участвовать в комедии, творящейся вокруг. Снялся с учёта в райкоме, сказал, что уезжаю в Хабаровск, получил на руки учётную карточку — и уничтожил её вместе с комсомольским билетом.

Танцевал в балете Киевского оперного театра, о чём в дальнейшем был написан рассказ «Артист миманса», опубликованный в 1963 году в «Новом мире».

В 1952 работал на строительстве Каховской ГЭС, где повторно вступил в комсомол. Член КПСС с 1955 года.

В 1955 году поступил в Литературный институт, который окончил в 1960 году. Ранее поступить в этот вуз не мог, как «находившийся на оккупированной территории», но после смерти Сталина в 1953 году ему это удалось. Во время учёбы работал некоторое время бетонщиком на строительстве Иркутской ГЭС, что дало ему материал для первой повести «Продолжение легенды» (1957), переведённой на многие языки. В 1960—1969 годах жил в Туле. В 1964 году опубликовал повесть «У себя дома» — из колхозной жизни.

В 1966 году писатель решил опубликовать свои воспоминания о жизни в оккупированном Киеве. Помимо автобиографических данных писатель включил в роман «Бабий Яр» свидетельства людей, уцелевших во время расстрелов в Бабьем Яре (Бабий Яр — урочище на окраине Киева; немецко-фашистскими оккупантами был превращён в место казни). Роман встретил много препятствий перед публикацией, однако, поскольку текст уже был одобрен идеологическим отделом ЦК КПСС, то в конце концов был издан в сокращённом виде: сначала в журнале «Юность» (№ 8—10, 1966), а через год в издательстве «Молодая Гвардия». Затем последовал глубоко пессимистический роман «Огонь» о крахе надежд и человеческих судеб.

Бегство из СССР и жизнь на Западе

24 июля 1969 года выехал в творческую командировку в Лондон. Формально поводом для поездки в капиталистическую страну была необходимость сбора материалов для написания книги о II съезде РСДРП к приближавшемуся 100-летию со дня рождения Ленина. Через неделю после прибытия в Лондон, 30 июля 1969 года объявил о своём отказе возвращаться в СССР и обратился к правительству Великобритании с просьбой о предоставлении политического убежища. Просьба была удовлетворена. После получения убежища объявил о своём выходе из КПСС и СП СССР и даже о том, что отказывается от своей фамилии, прося считать его с этого времени «просто Анатолием». Много шума на Западе наделало и сенсационное признание Кузнецова о том, что для того чтобы добиться разрешения на поездку в Англию (и совершить побег), он вынужден был за полгода до этого, стать агентом КГБ и доносить на некоторых знакомых писателей — например, на Евгения Евтушенко. Его осудил за это диссидент Андрей Амальрик в своём «Открытом письме».

В 1970 году в издательстве «Посев» был опубликован полный текст «Бабьего Яра», снабжённый авторскими предисловием и послесловием, в которых Кузнецов рассказывал читателям историю написания и первой публикации романа, пострадавшего от вмешательства советской цензуры. В этом издании фрагменты текста, исключённые цензурой при публикации в 1966 году в журнале «Юность», были выделены курсивом, а позднейшие авторские дополнения и ремарки — текстом, взятым в квадратные скобки.

С ноября 1972 года работал в лондонском корреспондентском пункте Радио «Свобода», выступая с беседами в рамках еженедельной программы «Писатели у микрофона». Всего в эфир вышло 233 радиобеседы (в 2011 году частично изданы в книге: А. Кузнецов, На «Свободе»). На протяжении почти десяти лет проживания на Западе поддерживал переписку со своей матерью, жившей в Киеве, отправляя ей едва ли не ежедневно короткие записки на почтовых открытках. Открытки сохранились; тексты некоторых записок приведены в книге сына Кузнецова — Алексея Кузнецова «Между Гринвичем и Куренёвкой. Письма Анатолия Кузнецова матери из эмиграции в Киев» (М.: Захаров, 2002.).

В 1972 в сборнике «Новый колокол» был опубликован фрагмент неоконченного романа «Тейч файв», который Кузнецов начал писать ещё в Советском Союзе. За неполных 10 лет в эмиграции так и не написал ни одной новой книги.

Болезнь и смерть

5 сентября 1978 года у Анатолия Кузнецова развился тяжёлый инфаркт. Писатель был экстренно госпитализирован и помещён в реанимацию, где пережил клиническую смерть. Жизнь Кузнецова была спасена благодаря профессионализму английских врачей. После длительного периода реабилитации Кузнецов в апреле 1979 года вышел на работу, однако через несколько дней состояние его здоровья заметно ухудшилось, он был повторно госпитализирован с подозрением на острую сердечную недостаточность. Пробыв в больнице около месяца, Кузнецов выписался и снова намеревался выйти на работу. Но 13 июня 1979 года он скончался у себя дома от остановки сердца. Похоронен на Хайгейтском кладбище.

Семья

• Мать — Мария Фёдоровна Кузнецова (1906—1992), более сорока лет проработала учительницей младших классов.
• Отец — Василий Герасимович Кузнецов.
• Первая жена — Ирина Марченко
• Сын — Алексей Анатольевич Кузнецов (р. 1960), театральный критик, журналист, с 1996 года работает на Радио «Свобода».
• Второй сын — Анатолий Анатольевич.
• Вторая жена — Иоланта (англичанка польского происхождения).
• Дочь — Мария (р. 1979).

Память

Внешние изображения
	[kuznetsov.blox.ua/resource/3EB35F1F2F564B8188D8A7064E295905_mw800_s.jpg Памятник Анатолию Кузнецову в Киеве]

В 2009 году в Киеве на пересечении улиц Кирилловской (бывш. Фрунзе) и Петропавловской (Куренёвка) открыт памятник, посвящённый писателю. Памятник представляет собой скульптуру мальчика, одетого в одежду 1940-х годов, читающего при свете фонаря на стене немецкий указ периода оккупации о сборе евреев с вещами и ценностями.

Библиография

• Кузнецов А. В. Продолжение легенды. М.: Гослитиздат, 1958. (Роман-газета).
• Кузнецов А. В. Продолжение легенды. — М.: Детгиз, 1958. — 208 с., 90 000 экз.
• Кузнецов А. В. Продолжение легенды. Повесть. — М.: Детгиз, 1959. — 204 с., 100 000 экз.
• Кузнецов А. В. В солнечный день. — М.: Советская Россия, 1960. — 44 с.
• Кузнецов А. В. Биение жизни. Рассказы. — М.: Советская Россия, 1961.
• Кузнецов А. В. Селенга. Рассказы. — Л.: Сов. писатель, 1961. — 196 с., 30 000 экз.
• Кузнецов А. В. Августовский день. Рассказы. — М.: Правда, 1962. — 48 с., 150 000 экз.
• Кузнецов А. В. Продолжение легенды. — М.: Детгиз, 1962.
• Кузнецов А. В. У себя дома. Повесть. — М.: Молодая гвардия, 1964. — 240 с., 65 000 экз.
• Кузнецов А. В. Бабий Яр. Роман-документ. — журнал «Юность», 1966, № 8—10.
• Кузнецов А. В. Мореплаватели. — Тула: Приок. кн. изд., 1966. — 32 с., 100 000 экз.
• Кузнецов А. В. Бабий Яр. Роман-документ. — М.: Молодая гвардия, 1967. — 288 с., 150 000 экз.
• Кузнецов А. В. Биение жизни. Две повести. — Тула: Приок. кн. изд-во, 1967. — 414 с., 75 000 экз.
• Кузнецов А. В. [www.belousenko.com/books/kuznetsov_a/kuznetsov_legenda.htm Продолжение легенды]. — Новосибирск: Зап.-Сиб. кн. изд-во, 1967. — 344 с., 100 000 экз.
• Кузнецов А. В. Огонь. Роман. — журнал «Юность», 1969, № 3—4.
• Кузнецов А. В. Бабий Яр. Роман-документ. — Frankfurt-am-Main: Посев, 1970. — 488 с.
• Кузнецов А. В. Артист миманса. Рассказ. — журнал «Огонёк», 1990, № 30
• Кузнецов А. А. Бабий Яр. Роман-документ. — М.: Советский писатель — «Олимп», 1991. — 336 с., 100 000 экз.
• Кузнецов А. В. Бабий Яр. Роман-документ. — Запорожье: СП «Интербук», 1991. — 376 с. — 200 000 экз. — ISBN 5-7664-0389-5
• Кузнецов А. В. Бабий Яр. Роман-документ. — Киев: МИП «Обериг», 1991. — 352 с. — 250 т, экз. — ISBN 5-333-01091-9.
• Кузнецов А. В. Бабий Яр. Роман-документ. — Киев: РИМП «София» — Кооператив «Перспектива», 1991.
• Кузнецов А. В. Бабий Яр. — М.: Захаров, 2001. — 360 с. — ISBN 5-8159-0174-1
• Кузнецов А. В. [www.zakharov.ru/component/option,com_books/task,book_details/id,171/Itemid,56/ Между Гринвичем и Куренёвкой]. — М.: Захаров, 2002. — 208 с. — ISBN 5-8159-0229-2.
• Кузнецов А. В. [www.zakharov.ru/component/option,com_books/task,book_details/id,170/Itemid,56/ Бабий Яр]. — М.: Захаров, 2005. — 360 с. — ISBN 5-8159-0482-1.
• Кузнецов А. В. Бабий Яр. — М.: Астрель, Corpus, 2010. — 704 с. — ISBN 978-5-271-24550-3.
• Кузнецов А. В. На «Свободе». Беседы у микрофона 1972—1979. — М.: Астрель, Corpus, 2011. — 640 с. — 4 т, экз. — ISBN 978-5-271-36288-0.

Литература

• Дело Анатолия Кузнецова // Время и мы. — 2000. — № 148. — С. 222—257.
• [liders.rusarchives.ru/andropov/docs/pismo-predsedatelya-komiteta-gosbezopasnosti-pri-sovete-ministrov-sssr-yuv-andropova.html Письмо председателя КГБ при Совете Министров СССР Ю. В. Андропова в ЦК КПСС от 04.08.1969 № 1926-А о мерах воздействия на английские власти с целью возвращения писателя Кузнецова] // РГАНИ. Ф. 4. Оп. 21. Д. 46. Л. 45—47. — Подлинник.

Экранизации

• «Юрка — бесштанная команда» (короткометражный, 1961)
• «Мы, двое мужчин» (1962)
• «Встречи на рассвете» (1968)

Ссылки

• [www.belousenko.com/wr_KuznetsovA.htm Анатолий Кузнецов в библиотеке А. Белоусенко]
• [babynyar.kiev.ua Сайт книги А. Кузнецова «Бабий Яр»]
• [kuznetsov.blox.ua/html Блог «Анатолий Кузнецов». Анатолий Васильевич Кузнецов и всё, что с ним связано]
• [www.svobodanews.ru/content/transcript/24423408.html Поверх барьеров — Российский час. Книга «Анатолий Кузнецов на Свободе»] // Радио Свобода
• [magazines.russ.ru/novyi_mi/2005/4/ku6.html Я дошёл до точки…]

Отрывок, характеризующий Кузнецов, Анатолий Васильевич (писатель)

– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.