Курнаков, Николай Семёнович

Николай Семёнович Курнаков
Место рождения:	город Нолинск, Вятская губерния, Российская империя
Место смерти:	Барвиха, Московская область, РСФСР, СССР
Страна:	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Научная сфера:	химия
Место работы:	Горный институт, ЭТИ, Институт физико-химического анализа, ГИПХ, ИОНХ
Учёная степень:	доктор химических наук
Учёное звание:	академик СПбАН; академик АН СССР
Альма-матер:	Горный институт (1882)
Известные ученики:	А. В. Николаев, Г. Б. Бокий, Г. Ю. Жуковский
Известен как:	основоположник физико-химического анализа
Награды и премии:	Премия имени В. И. Ленина Большая премия им. Д. И. Менделеева

Никола́й Семёнович Курнако́в (24 ноября [6 декабря] 1860, Нолинск — 19 марта 1941, Барвиха) — русский физикохимик, профессор (1893), заслуженный профессор (1907), доктор химических наук (1909), академик Петербургской академии наук/Российской академии наук/Академии наук СССР (1913), лауреат Сталинской премии, создатель физико-химического анализа.

Биография

Родился в Нолинске. После окончания Нижегородской военной гимназии поступил в Горный институт в Санкт-Петербурге, который закончил в 1882.

Адъюнкт-профессор этого же института по кафедре металлургии, галлургии и пробирного искусства с 1885. После защиты диссертации «О сложных металлических основаниях» получил звание профессора неорганической химии (1893).

Основатель и заведующий лабораторией физической химии, профессор ЭТИ (1899—1906). В период работы в ЭТИ изобрел «пирометр Курнакова» (1904) — наиболее совершенный в то время прибор для термического анализа.

C 1902 по 1930 возглавлял кафедру общей химии в Политехническом институте в Санкт-Петербурге, где организовал и химическую лабораторию.

Основатель и первый директор Института физико-химического анализа АН СССР (1918—1934).

Один из организаторов Государственного института прикладной химии (ГИПХ) и его первый директор (1919—1927).

Директор Государственного института научно-технических исследований (ГОНТИ) (1921).

Возглавлял Институт по изучению платины и других благородных металлов АН СССР (1922—1924).

Директор Химического института АН СССР (1924).

Член президиума Комитета по химизации народного хозяйства при СНК СССР (1928).

После переезда химических институтов Академии наук в Москву стал директором вновь организованного Института общей и неорганической химии АН СССР (1934—1941).

Профессор (с 1936), заведующий кафедрой неорганической химии (1937—1941) МГУ им. М. В. Ломоносова.

Создал отечественную школу физико-химического анализа, российскую научную школу химиков и металлургов.

Способствовал освоению калийных месторождений Соликамска, Карабогазской глауберовой соли, магния, брома и йода Крымских соляных озёр и лиманов, соляных залежей Западно-Сибирского края, Тихвинских бокситов для получения металлического алюминия, сплавов различного назначения. Обследовал Алтайские предприятия цветной металлургической промышленности (1882). Организатор отечественного металлургического (платиновых металлов, алюминия, магния) и галлургического промышленных производств. Инициатор создания при Русском техническом обществе металлографической комиссии (1899).

Умер Курнаков в селе Барвиха Московской области 19 марта 1941 года, похоронен в Ленинграде на Литераторских мостках.

Награды и звания

• В 1925 награждён Большой премией им. Д. И. Менделеева.
• В 1928 удостоен премии имени В. И. Ленина.
• В 1939 награждён орденом Трудового Красного Знамени.
• В 1940 присвоено звание заслуженного деятеля науки и техники РСФСР.
• В 1941 удостоен Сталинской премии (за 1940 год).

Адреса в Санкт-Петербурге

1882—1941: Горный институт — Николаевская набережная, 45.

C 1902 по 1930: Политехнический университет — Политехническая д. 29 к 4, легендарная ныне существующая лаборатория физико-химического анализа.

Память

• Институт общей и неорганической химии имени Н. С. Курнакова РАН (с 1944).
• В честь Н. С. Курнакова назван открытый в 1940 году в Казахстане минерал курнаковит.

• Nikolai Semjonowitsch Kurnakow.jpg

  Почтовая марка СССР, 1951 год

Основные труды

• Курнаковым напечатан цикл статей по неорганической химии в «Журнале Русского физико-химического общества» и в «Горном журнале».
• Курнаков Н. С. [ufn.ru/ufn24/ufn24_6/Russian/r246a.pdf Непрерывность химических превращений вещества] // УФН. 1924. Т. 4, Вып. 6. С. 339—356
• Курнаков Н. С.[almjashev.chemdm.ru/library/kurnakov.zip Введение в физико-химический анализ. Издание четвертое дополненное. М.—Л.: Издательство АН СССР. 1940. 562 с.]
• Курнаков Н. С. Избранные труды. Т. 1—3. М., 1960
• [www.unilib.neva.ru/dl/1063/index.html Список трудов Н. С. Курнакова]
• [e-heritage.ru/ras/view/person/publications.html?id=42041011 Труды Н. С. Курнакова] в Электронной библиотеке «Научное наследие России»

Ссылки

• [www.chem.msu.su/rus/history/acad/kurnakov.html Биография Н. С. Курнакова на сайте химфака МГУ]
• [www.krugosvet.ru/articles/74/1007492/1007492a1.htm Биография Н. С. Курнакова на кругосвете]
• [him.1september.ru/articlef.php?ID=200004701 К 140-летию со дня рождения Н. С. Курнакова]
• [litmostki.ru/kurnakov/ Могила Н. С. Курнакова]
• Курнаков Николай Семенович — статья из Большой советской энциклопедии (3-е издание).

Отрывок, характеризующий Курнаков, Николай Семёнович

«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.