Курнет-Мурай
Поделись знанием:
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
Некрополь Курнет-Мурай расположен на западном берегу Нила в Фивах, к югу от некрополя Шейх Абд эль-Курна, от которого он отделен ущельем. Некрополь вырос на самом южном холме фиванского города мертвых. Название Курнет-Мурай произошло от имени местного мусульманского святого Сиди Мураи, чья гробница находится на вершине холма. [1]
Он использовался как кладбище для фиванских чиновников Нового Царства. Первые захоронения напоминали могилы времен XI династии. С того периода осталось несколько гробниц "сафф", скрытых за современными домами. Появление современной деревни привело к разрушению и исчезновению многих гробниц. Иные захоронения датируются периодом XVIII династии и периодом Рамессидов. [2]
Среди интересных гробниц можно отметить усыпальницу "царского сына Куша" Хеви (ТТ40) с росписями, рассказывающими о его жизни в отдаленной провинции Египта. [1]
- ТТ40 - Аменхотеп-Хеви, "царский сын Куша" в правление Тутанхамона
- ТТ221 - Гормин, писец солдат во дворце царя на Западе Фиф. Правление Рамзеса III
- ТТ222 - Хекамаатранакт, известный также, как Туро, Верховный Жрец Монту, XX династия
- ТТ223 - Карахамон, первый ка-жрец, поздний период
- ТТ235 - Усерхет, Верховный жрец Монту, XX династия
- ТТ270 - Аменемвия, "чистый" жрец, херихеб Птаха-Сокара, XIX династия.
- ТТ271 - Наи, Царский писец
- ТТ272 - Хаемопет, Божественный Отец Амона на западе, херихеб храма Сокара, период Рамессидов.
- ТТ273 - Саемиотф, писец собственности своего господина, период Рамессидов.
- ТТ274 - Аменвахсу, Верховный жрец Монту Тода и Фив, сем-жрец в Рамессеуме, во времена Рамзеса II - Мернептаха.
- ТТ275 - Себекмос, Глава "чистых" жрецов, Божественный Отец в храмах фараона Аменхотепа III и Сокара, период Рамессидов.
- ТТ276 - Аменемопет, Надзиратель за сокровищницей, Судья, надзиратель за кабинетом, правление Тутмоса IV
- ТТ277 - Аменемопет, Божественный отец храма фараона Аменхотепа III, XIX династия
- ТТ278 - Аменемхеб, Пастух Амона-Ра, период Рамессидов
- ТТ380 - Анкхефен-Ре-Хоракт, Глава Фив, период Птолемеев.
- ТТ381 - Аменемопет, Посланник Царя в каждой земле, период Рамзеса II
- ТТ382 - Усермонту, Первый Пророк Монту, период Рамзеса II
- ТТ383 - Меримос, "царский сын Куша", период Аменхотепа III
См. также
Напишите отзыв о статье "Курнет-Мурай"
Примечания
Памятники Фив (Уасет) | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Древнеегипетские названия
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Курнет-Мурай
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.
Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
