Кухня в Париже
Поделись знанием:
К:Фильмы 2014 года
Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Эта статья — о полнометражном фильме. О национальной французской кухне см. Французская кухня.
| Кухня в Париже | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер | |
| Автор сценария |
Виталий Шляппо |
| В главных ролях |
Дмитрий Назаров |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
106 минут |
| Бюджет |
$2 300 000 |
| Сборы |
$13 969 785 |
| Страна | |
| Язык |
Русский |
| Год | |
| Следующий фильм |
Кухня. Последняя битва |
| IMDb | |
«Ку́хня в Пари́же» — полнометражный фильм телекомпании СТС и Yellow, Black and White. Является продолжением третьего сезона телесериала «Кухня». Премьера состоялась во всех кинотеатрах страны 1 мая 2014 года.
Сюжет
Ресторан «Claude Monet», после событий третьего сезона, продолжил и укрепил свою известность в Москве, оставаясь процветающим заведением с умелым владельцем, прилежным директором и, конечно, отменной кухней. Но все надежды и труды команды обрывает провал ресторана в подготовке и проведении мероприятия международного уровня — встрече президентов России и Франции.
Работникам и владельцу ресторана приходится искать новое место работы, и, оставив прежний «Claude Monet», они устремляются в «город любви», столицу Франции — Париж. Новая работа, новый колорит и новые соперники. Виктор Баринов (Дмитрий Назаров) встретит собственного отца — шеф-повара лучшего ресторана Парижа, а Максиму Лаврову придётся соперничать с французским ухажёром Виктории, который в конце попытается сделать предложение руки и сердца. Фильм заканчивается свадьбой Максима и Виктории, а также возвращением коллектива ресторана в Россию.
История создания
Съёмка проходила преимущественно во Франции и началась 6 сентября 2013 года в Париже, а завершилась уже в России 18 февраля 2014 года. Всего съёмочный процесс продлился 53 дня, и было отснято 106 минут хронометража. 24 апреля 2014 года в Москве[1] и в Санкт-Петербурге[2] в кинотеатрах «Октябрь» и «Художественный» соответственно был представлен предпремьерный показ фильма, на котором присутствовали исполнители главных ролей в фильме Елена Подкаминская, Марк Богатырёв и Венсан Перес, а также режиссёр фильма — Дмитрий Дьяченко.
В ролях
| Актёр | Роль |
|---|---|
| Дмитрий Назаров | Виктор Петрович Баринов, шеф-повар ресторана «Claude Monet» и «Avrora» |
| Марк Богатырёв | Максим Леонидович Лавров (Макс), повар ресторана «Claude Monet» и «Avrora» |
| Елена Подкаминская | Виктория Сергеевна Гончарова арт-директор ресторана «Claude Monet» и «Avrora» |
| Дмитрий Нагиев | Дмитрий Владимирович Нагиев, хозяин ресторанов «Claude Monet» и «Avrora» |
| Олег Табаков | Пётр Аркадьевич Баринов, шеф-повар ресторана «Victor» в Париже, отец Виктора Баринова |
| Венсан Перес | Николя Дюпон, ухажёр Вики, парижанин, начальник протокола Президента Франции |
| Михаил Тарабукин | Фёдор Михайлович Юрченко (Федя), повар, специалист по рыбе, лучший друг Сени |
| Сергей Лавыгин | Арсений Андреевич Чуганин (Сеня), повар, специалист по мясу, лучший друг Феди |
| Никита Тарасов | Людовик Бенуа (Луи), кондитер из Прованса |
| Виктор Хориняк | Константин Константинович Анисимов (Костя), бармен, женат на официантке Насте |
| Ольга Кузьмина | Настя, официантка, замужем за барменом Костей |
| Элена Ногуэрра | Президент Франции |
| Анатолий Горбунов | Президент России |
| Игорь Иванов | Начальник протокола |
| Кристинан Бюжо | Филипп Буало, ресторанный критик |
| Джиб Поктье | Бальтазар Бартоломью |
| Сергей Епишев | Лев Семёнович Соловьёв (Лёва), су-шеф ресторана Claude Monet |
| Екатерина Захарова | Софи |
| Дина Кассама | Мери |
| Жаныл Асанбекова | Айнура, уборщица-посудомойка из Бишкека |
| Елена Чернявская | Ангелина, хостес ресторана Claude Monet |
| Ирина Темичева | Ева, официантка |
Премия
Факты
- В начале фильма пародируются некоторые моменты мультфильма Рататуй, в русском дубляже которого принимал участие актёр Дмитрий Назаров[4]. Также в начале фильма у Шефа в кабинете лежит DVD-диск с мультфильмом.
- После успешной экранизации «Кухни в Париже» изначально планировалось снять в Китае новый полнометражный фильм под названием «Кухня в Шанхае»[5]. Однако в итоге фильм было решено снимать в Сочи и уже под другим названием «Кухня. Последняя битва»[6], премьера фильма ожидается в 2017 году.
- В первый же день снимали сложнейшую сцену в Париже: встречу Президентов Франции и России, в которой были задействованы десятки актёров и статистов, транспорт и сложная техника.
- Чтобы снять пробег мыши по полу и вид «глазами мыши», техники из съёмочной группы соорудили специальное устройство — мини-кран. Интересных ракурсов удалось добиться и «фаршируя» камерой GoPro утку, а также поместив камеру в суп.
- Венсан Перес помогал Елене Подкаминской и Никите Тарасову осваивать все нюансы французского произношения.
- Во Франции в съёмочной группе было более 35 французов. Местные кинематографисты отмечали, что это беспрецедентное число для иностранного проекта.
- Весной 2013 года создатели сериала «Кухня» встретились в Париже, чтобы отметить выход 2 сезона проекта. Во время прогулок по набережным Сены возникла идея снимать во французской столице фильм «Кухня».
- Съёмки в Париже были осложнены многочисленными бюрократическими процедурами. Буквально все перемещения съемочной группы регулировались специальными разрешениями, полиция (как «сухопутная», так и речная) проводила постоянные проверки.
- На роль Николя, начальника протокола французского Президента, создатели рассматривали Венсана Касселя.
- Из-за сложных актёрских графиков в некоторых общих сценах артисты «встречались» только после монтажа, так как один снимался в этой сцене, к примеру, в октябре, другой — в ноябре, а третий — в феврале.
- Очень долго пришлось добиваться разрешения на прыжок каскадёра в Сену. Ему даже пришлось делать специальную прививку. А полицейские, которые возникли с проверкой, как только прыжок состоялся, предложили впредь обращаться к ним, так как они — «известные прыгуны».
- Памятна всей группе и съёмка в парижском квартале, где хозяйничают выходцы из Сенегала. Дмитрий Дьяченко рассказывает: «Местные полицейские нам сразу обозначили: разрешение на съёмку — это не к нам. И пришлось договариваться с мафиози. Они не были похожи на карикатурных афроамериканских гангстеров: это были утончённые „прифранцуженные“ люди в шикарных костюмах и на дорогих мерседесах. Но они такую цену заломили, что пришлось снимать неподалёку, где поспокойнее. И всё равно было страшновато. Известный факт, что у Люка Бессона там однажды камеру отобрали, и он ездил выкупать её у главного босса».
- Девушек-костюмеров и реквизиторов сотрудники парижского аэропорта приняли за челноков: у них было 20 баулов с костюмами и реквизитом.
- Также в Париж и обратно ездила целая фура с мебелью и техникой.
- Анатолий Горбунов, исполнивший роль президента России, является директором Сочинского отделения Кавказского филиала ОАО «МегаФон»[7]
- Дмитрий Нагиев использовал свист Челентано из фильма «Блеф».
- Роль Анатолия Горбунова, исполнившего роль президента России, дублировали профессиональные пародисты Дмитрий Грачёв и Олег Есенин.
- В 81 серии сериала Кухня Виктор Баринов открывает ресторан, который носит то же название, что и ресторан его отца — «Victor».
См. также
Напишите отзыв о статье "Кухня в Париже"
Примечания
- ↑ [afisha.mail.ru/cinema/articles/42845/ Премьера «Кухни в Париже»] 24 апреля 2014
- ↑ [www.rg.ru/2014/04/24/reg-szfo/kuhnya.html Венсан Перес представил «Кухню в Париже»] Российская газета, 24 апреля 2014
- ↑ [www.cinemafia.ru/posts/324/ Итоги кинопремии «Жорж 2015»] 8 апреля 2015
- ↑ [www.vedomosti.ru/lifestyle/news/26207731/razvernuli-kuhnyu «Кухня в Париже» — киноверсия сериала о неловких людях и хороших поварах] Ведомости, 7 мая 2014
- ↑ [ybw-group.ru/#section-main-news?url=%2Fnews%2Fkuhnya-v-parizhe-vyigrala-kino-premiyu-zhorzh-2015 «Кухня в Париже» выиграла кино-премию «Жорж 2015»] 8 апреля 2015
- ↑ [ctc-iv.ru/sts/news/kukhnya_priklyucheniya_prodolzhayutsya/ «Кухня»: приключения продолжаются!]
- ↑ [kavkaz.corp.megafon.ru/about/rukovodstvo_kavkazskogo_filiala/gorbunov_anatoliy_vasilevich1.html Руководство Кавказского филиала ОАО «МегаФон» / Горбунов Анатолий Васильевич / МегаФон Корпоративный сайт]
Ссылки
- [ybw-group.ru/#section-full-project?url=%2Fproject%2Fkuhnya-v-parizhe Страница фильма] на сайте продюсерской компании «YBW Group»
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Кухня в Париже
Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
