Ладжин аль-Мансур
| Ладжин аль-Мансур араб. المنصور حسام الدين لاجين | ||
| ||
|---|---|---|
| 1297—1299 | ||
| Предшественник: | Аль-Адиль Китбуга | |
| Преемник: | Бейбарс II | |
| Вероисповедание: | Ислам | |
| Смерть: | 16 января 1299 | |
| Род: | Бахриты | |
Аль-Мансур Хосам ад-Дин Ладжин, известный как Ладжин аль-Мансур (араб. المنصور حسام الدين لاجين) — одиннадцатый мамлюкский султан Египта, правивший в 1297-1299 годах.
Биография
Ладжин был, вероятно, германского происхождения. Он был куплен по приказу Айбека и вошел в состав мамлюкского войска. В 1259 году, после убийства последнего, он был выкуплен эмиром Калауном. В 1280 году Калаун доверил Ладжину командование цитаделью Дамаска. Это назначение совпало с началом мятежа бывшего губернатора Сункура аль-Ашкара, провозгласившего себя султаном. Восстание было подавлено войсками, подоспевшими из Каира, и Ладжин стал губернатором Дамаска (июль 1280)[1].
В 1295 году Ладжин стал заместителем султана (наибом) Китбуги. Непопулярность Китбуги в среде мамлюков и голод, обрушившийся на Египет, позволили Ладжину сформировать заговор и свергнуть султана в 1297 году [2]..
Ладжин имел поддержку мамлюков-черкесов, но его приход к власти не решил проблемы, стоявшие перед страной. Новый султан решил провести реформу земельного реестра, которая показала бесполезность его попыток угодить всем слоям египетского общества и привела к дальнейшему увеличению дефицита. Эмиры организовали заговор, который привел к убийству Ладжина 16 января 1299 года [2]. Повстанцы восстановили на троне ан-Насира Мухаммада, свергнутого Китбугой в 1295 году[3].
Напишите отзыв о статье "Ладжин аль-Мансур"
Примечания
- ↑ Hamilton Alexander Rosskeen Gibb, Brill Archive, ed., The Encyclopaedia of Islam, сс. 594, ISBN 90-04-06761-2
- ↑ 1 2 André Clot, L'Égypte des Mamelouks 1250-1517. L'empire des esclaves, с. 121
- ↑ André Clot, L'Égypte des Mamelouks 1250-1517. L'empire des esclaves, с. 122
Литература
- André Clot, L'Égypte des Mamelouks 1250-1517. L'empire des esclaves, Perrin, 2009, 474 p. (ISBN 978-2-262-03045-2)
| ||||||
Отрывок, характеризующий Ладжин аль-Мансур
Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
