Ларри, Ян Леопольдович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ян Ларри

Фотография арестованного Я. Ларри
Имя при рождении:

Ян Леопольдович Ларри

Дата рождения:

15 февраля 1900(1900-02-15)

Место рождения:

Рига, Лифляндская губерния, Российская империя

Дата смерти:

18 марта 1977(1977-03-18) (77 лет)

Место смерти:

Ленинград, РСФСР, СССР

Род деятельности:

детский писатель, фантаст

Ян Леопо́льдович Ла́рри (15 февраля 1900, Рига, Лифляндская губерния, Российская империя — 18 марта 1977, Ленинград) — советский детский писатель, фантаст.





Биография

Ян Ларри родился 15 февраля 1900 в Риге, осиротел рано — в возрасте девяти лет — и с тех пор бродяжничал, работал учеником часовщика и официантом в трактире. Во время Первой мировой войны был призван в царскую армию, после Великой Октябрьской Революции перешёл на сторону красных, в их армии и воевал в Гражданскую войну. После демобилизации работал в газетах Харькова, Ленинграда, Новгорода. Окончил биологический факультет Ленинградского Государственного Университета, аспирантуру Всесоюзного НИИ Рыбного Хозяйства. Работал директором рыбного завода.

Первые произведения Ларри начали выходить ещё в 1920-х годах, а научная фантастика начала выходить в начале 1930-х годов. Дебютом в этой области стала неудачная повесть «Окно в будущее» (1930). Однако большим успехом пользовался утопический роман «Страна счастливых» (1931), где автор отразил свои взгляды на ближайшее будущее коммунизма. В этом мире нет места тоталитаризму и лжи, начинается экспансия в космос, однако утопии грозит мировой энергетический кризис. В этом произведении, по мнению писателя Геннадия Прашкевича, Ларри смог поместить в своё произведение намёк на Сталина — отрицательный персонаж Молибден[1]. Однако первого издания повести пришлось ждать несколько десятилетий. Ларри известен детской книгой «Необыкновенные приключения Карика и Вали» (1937), написанной под заказ Самуила Маршака и имеющей десятки переизданий. В повести брат и сестра Карик и Валя становятся маленькими и путешествуют в мире насекомых. В 1987 году повесть экранизировали. Также Ларри написана детская книга «Загадка простой воды» (1939).

В 1940 году Ларри начал писать сатирический роман «Небесный гость», в котором описывал мироустройство жителей Земли с точки зрения инопланетян, и отправлять написанные главы Сталину — «единственному читателю» этого романа, как он считал; в апреле 1941 после семи отправленных глав арестован. 5 июля 1941 года судебная коллегия по уголовным делам Ленинградского городского суда приговорила Ларри Я. Л. к лишению свободы сроком на десять лет с последующим поражением в правах сроком на пять лет.

Реабилитирован в 1956 году. После лагеря Ларри написал две детские повести: «Приключения Кука и Кукки» (1961) и «Записки школьницы». Одной из последних прижизненных публикаций писателя оказалась помещенная в «Мурзилке» сказка «Храбрый Тилли: Записки щенка, написанные хвостом».

Библиография

Напишите отзыв о статье "Ларри, Ян Леопольдович"

Примечания

  1. Прашкевич Г. М. Красный сфинкс. — Санкт-Петербург: Свиньин и сыновья, 2007. — С. 97-103. — ISBN 978-5-98502-054-0.

Ссылки

  • [epizodsspace.testpilot.ru/bibl/fant/larri/nebes-gost.html Небесный гость] (с биографическими сведениями)
  • [bvi.rusf.ru/fanta/esf_l/authors/l/larri.htm Статья из «Экстелопедии фантастики»]
  • [lib.rin.ru/doc/i/131034p.html Е.Харитонов. Приключения писателя-фантаста в «Стране счастливых»]
  • [opentextnn.ru:8062/censorship/russia/sov/libraries/books/blium/ilp/?id=394 Запрещённые книги русских писателей и литературоведов 1917—1991. № 281]
  • [www.lib.ru/TALES/LARRI/ Ян Ларри] в библиотеке Максима Мошкова


Отрывок, характеризующий Ларри, Ян Леопольдович

Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.