Лауриа, Руджеро

Руджеро ди Лауриа
араг. Rocher de Lauria
Памятник Руджеро ди Лауриа в Барселоне
Место рождения	Лаурия, Королевство Сицилия
Место смерти	Косентайна, Королевство Валенсия
Принадлежность	Арагонская корона
Сражения/войны	Война Сицилийской вечерни

Руджеро ди Лауриа (араг. Rocher de Lauria, кат. Roger de Llúria, итал. Ruggiero di Lauria, сиц. Ruggeru di Lauria; около 1245 года — 19 января 1305) — арагонский адмирал, принявший важное участие в событиях Сицилийской вечерни, крестового похода против Педро III и борьбы за Сицилию между братьями Альфонсом Арагонским и Хайме Сицилийским.

19 апреля 1283 года назначен великим адмиралом в правительстве Сицилийского королевства, возникшего в результате мятежа (Сицилийская Вечерня) против французов. В огромной степени благодаря его таланту флотоводца не состоялась интервенция Карла Анжуйского и, позже, его сына Карла Салернского (Карла II) на Сицилию, были отрезаны пути сообщения анжуйцев с северной Африкой, где они получали дань. Взял в плен Карла Салернского в битве у Неаполя. Позже именно его победа на море над флотом Филиппа III заставила французов прекратить так называемый «крестовый поход» против Педро III Арагонского. Далее он участвовал в борьбе за власть между Альфонсом Арагонским и его братом Хайме Сицилийским на стороне первого, то есть на этот раз его действия были направлены уже против Сицилии.

Литература

• Рансимен С. Сицилийская вечерня: История Средиземноморья в XIII веке / Пер. с англ. Нейсмарк С. В.. — СПб.: Евразия, 2007. — 384 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-8071-0175-8.

Ссылки

• [www.1911encyclopedia.org/Roger_De_Lauria Биография Руджеро ди Лауриа на сайте Classic Encyclopedia]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Лауриа, Руджеро

– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.