Леонтьев, Николай Васильевич

Николай Васильевич Леонтьев
Президент Медицинской коллегии
1800 — 1804
Монарх:	Павел I; Александр I
Предшественник:	Василий Николаевич Зиновьев
Преемник:	должность упразднена
Рождение:	1739(1739)
Смерть:	10 (22) апреля 1824(1824-04-22) Санкт-Петербург
Образование:	Сухопутный шляхетский корпус
Деятельность:	поэт, переводчик
Военная служба
Годы службы:	1755 — 15.3.1779
Принадлежность:	Российская империя Российская империя
Род войск:	гвардия
Звание:	полковник
Награды:

Николай Васильевич Леонтьев (январь 1739 — 10 [22] апреля 1824, Санкт-Петербург) — российский писатель, член Академии Российской; президент Медицинской коллегии, сенатор, действительный тайный советник.

Биография

Из дворянского рода Леонтьевых; отец — Василий Осипович Леонтьев.

C 1755 года воспитывался в Сухопутном шляхетском корпусе, выпущен в 1758 году прапорщиком в гвардию, но оставлен при корпусе. С 1766 года — капитан-поручик лейб-гвардии Измайловского полка; служил в нём до отставки в звании полковника, 15 марта 1779 года.

С июля 1779 года состоял в Конторе строения Исаакиевского собора. В 1796 году назначен сенатором: сначала присутствовал во 2-м департаменте, с 1800 года — во Временном департаменте казённых дел, с 1805 года — в 4-м Апелляционном департаменте. Также состоял членом Комиссии составления законов. В 1800 году назначен президентом Медицинской коллегии и возглавлял её до реорганизации в 1804 году. С 1 января 1800 года — командор ордена Св. Иоанна Иерусалимского.

В 1807 году потерял зрение, после чего практически не участвовал в служебных делах. Уволен в отставку в 1816 году.

Похоронен на Георгиевском Большеохтинском кладбище.

Семья

Жена: Анна Ефимовна, урождённая Буженинова (1745—1810)

Дети:

• Николай (1772—1830) — инженер-генерал-майор; был женат на фрейлине Марии Павловне Шиповой, в 1839 году ставшей начальницей Смольного института благородных девиц.
• Андрей (1778—?)
• Пётр (1782—?)

Творчество

Литературным творчеством занимался с юности. Напечатал оды: на восшествие Екатерины II на престол (1762), на прибытие императрицы из Москвы (1763), на рождение государя Александра Павловича и на выздоровление государыни Марии Феодоровны (1778); также — «Чувствования отца, скорбящего о кончине незабвенной своей дочери, графини Анны Николаевны Салтыковой» (1823). В 1766 году выпустил в двух частях «Басни». В 1873 году избран в члены Академии Российской, состоял членом грамматикального отделения, собирал для словаря слова на «У» и «Х», вместе с Д. И. Фонвизиным, С. Я. Румовским и И. И. Лепёхиным работал над составлением общего плана академического словаря.

Источники

• Н. Ч. Леонтьев, Николай Васильевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб., 1914. — Т. 10: Лабзина — Ляшенко. — С. 251—252.
• Леонтьев, Николай Васильевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907. — Т. 17а. — С. 564.
• Сухомлинов М. И. История Росс. Академии. — Вып. 7. — С. 120—123.
• Венгеров С. А. Русская поэзия. — Вып. 6.
• Геннади Справочный словарь о русских писателях и ученых. — Т. 2. — С. 233.
• Степанов В. П. [onlineslovari.com/slovar_russkogo_yazyika_veka/page/leontev_nikolay_vasilevich.439 Леонтьев Николай Васильевич] // Словарь русского языка XVIII века.

Отрывок, характеризующий Леонтьев, Николай Васильевич

Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.


Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.