Леонтьевы
Поделись знанием:
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»
Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
| Леонтьевы | |
 | |
|
Описание герба: Описание в Гербовнике В щите, разделённом на четыре части посередине находится малый щиток разрезанный чертою надвое, в коем изображены: в верхней половине в голубом поле серебряная осьмиугольная звезда и серебряной же полумесяц рогами вверх обращённый; а в нижнем золотом поле положены крестообразно две стрелы летящие к нижним углам. В первой и четвёртой частях в голубом поле означены по одному негру в природном их одеянии, держащие в правой руке серебряные копья во второй и третьей частях в красном поле видны стоящие на задних лапах два золотые льва коронованные с подъятыми в верх Саблями. Щит увенчан обыкновенным дворянским шлемом с дворянскою на нём короною и тремя страусовыми перьями. Намёт на щите золотой и серебряный подложенный голубым и красным. Щит держат два льва. Герб рода Леонтьевых внесён в Часть 4 Общего гербовника дворянских родов Всероссийской империи, стр. 30. | |
| Том и лист Общего гербовника: |
IV, 30 |
|---|---|
| Губернии, в РК которых внесён род: |
Казанская, Калужская, Московская, Петербургская, Новгородская, Рязанская, Тульская, Тамбовская, Ярославская |
| Часть родословной книги: |
VI |
| Родоначальник: |
Леонтий Фёдорович Степанов |
| Близкие роды: |
Глебовы, Степановы, Петрово-Соловово, графы Перовские-Петрово-Соловово |
| Место происхождения: |
Большая Орда |
Подданство: | |
 Великое княжество Рязанское
| |
 Великое княжество Московское
| |
 Царство Русское
| |
 Российская империя
| |
 Россия
| |
| Имения: |
Воронино, Загарье, Корытня, Кудиново, Скобеево, Есенки, Лукино, Измалково, Сумино, Рыскино, Соколово, Губцово, Фетиньино |
| Дворцы и особняки: |
Дом Леонтьевых в Гранатном переулке, Дом Леонтьевых на Васильевском острове |
Леонтьевы — русский дворянский род.
Леонтьевы объявляли своим предком мурзу Абатура, выехавшего в 1408 году из Большой Орды в Рязань при великом князе Феодоре Олеговиче и принявшего христианство с именем Мефодия[1]. Крестил его епископ Ефросин Звенец Рязанский и Муромский. Получил вотчину в Каширской волости Великого княжества Рязанского, на правом берегу Оки.
Содержание
Происхождение
В XV веке потомки мурзы Абатура носили фамилию Глебовы[2], по имени его сына Глеба Батуринича; в XVI веке — Степановы, по имени его правнука Степана Семеновича (под этой фамилией многие представители рода записаны в Тысячную книгу 1550 года[3]), и Дурнова, по прозвищу одного из предков.
Фёдор Степанович (праправнук Абатура-Мефодия) оставил двух сыновей, Леонтия и Петра, из которых второй стал родоначальником Петрово-Солововых, а первый — рода Леонтьевых. От детей Леонтия ведут начало несколько ветвей рода, в современной классификации получившие наименования по названиям своих основных вотчин или прозвищ родоначальников.
История
У патриарха Филарета Никитича дворецким был Данило Юрьевич Леонтьев, правнуки которого Иван Юрьевич и Василий Юрьевич Леонтьевы были воеводами в Смоленске в конце XVII века.
Надворный советник Николай Андреевич Леонтьев в 1800 году был внесён в VI часть дворянской родословной книги Казанской губернии.
От владений Леонтьевых получил название Леонтьевский переулок в центре Москвы.
Дворянам Леонтьевым принадлежал дом в Москве в Гранатном переулке, д. 4. А также дом в Санкт-Петербурге по адресу 1-ая линия В. О., д. 12. 
памятник архитектуры
Знаменитые представители
- Федор Исакович Леонтьев — полковой воевода, посол в Литву
- Замятня (Василий) Федорович Леонтьев, стольник и воевода в городе Ржеве (1634), в 1661 году был послан к королю Яну-Казимиру «для великих государственных дел»[4].
- Иван Федорович Леонтьев — воевода в Ельце (1630—1631)
- Федор Иванович Леонтьев — окольничий (1682)
- Ветвь Семёна Борисовича Леонтьева
- Осип Романович Леонтьев — стольник, внук Семена Борисовича
- Иван Осипович Леонтьев
- Алексей Иванович Леонтьев (1748—1811) — Георгиевский кавалер
- Алексей Алексеевич Леонтьев (1771—1827) — генерал-майор, Георгиевский кавалер (1803), шеф Тифлисского полка
- Михаил Алексеевич Леонтьев (1785—1861) — мемуарист
- Павел Михайлович Леонтьев (1822—1874) — филолог
- Александр Иванович Леонтьев (ум. 1801)
- Дмитрий Николаевич Леонтьев (1840—1892) — генерал-лейтенант; правнук Александра Ивановича
- Алексей Иванович Леонтьев (1748—1811) — Георгиевский кавалер
- Василий Осипович Леонтьев
- Николай Васильевич Леонтьев (1739—1824) — сенатор, действительный тайный советник
- Николай Николаевич Леонтьев (1772—1827) — генерал-майор, камергер
- Сергей Николаевич Леонтьев (22.01.1807—после 1831) — поручик лейб-гв. Семеновского полка в 1829, нагр. Орденом св. Георгия 4 ст. № 4650 (25 декабря 1831)
- Николай Николаевич Леонтьев (1772—1827) — генерал-майор, камергер
- Николай Васильевич Леонтьев (1739—1824) — сенатор, действительный тайный советник
- Петр Осипович Леонтьев
- Алексей Алексеевич Леонтьев (1776—24.07.1831) — генерал-майор
- Иван Осипович Леонтьев
- Ветвь Дмитрия Борисовича Леонтьева
- Михаил Иванович Леонтьев (1672—1752) — генерал-аншеф; племянник Анны Леонтьевны Леонтьевой (ум. в 1706) — жены Кирилла Полуектовича Нарышкина; от этого брака родилась царица Наталья Кирилловна — мать Петра Великого
- Николай Михайлович Леонтьев (1717—1769) — генерал-аншеф
- Михаил Николаевич Леонтьев (1740—1784) — генерал-поручик
- Николай Михайлович Леонтьев (1717—1769) — генерал-аншеф
- Ветвь боярина Гавриила Леонтьевича Леонтьева
- Иван Петрович Леонтьев (ок. 1710—1784) — генерал-поручик; ярославский губернский предводитель дворянства (1778—1780)
- Михаил Иванович Леонтьев (1755—1833) — бригадир; внесён в дворянскую родословную книгу Ярославской губернии.
- Борис Иванович Леонтьев (1748—?) — коллежский советник; в 1804 году вместе с детьми внесён в ч. VI Калужской губернской родословной книги.
- Николай Борисович Леонтьев (1784 — ок. 1845) — капитан-исправник.
- Константин Николаевич Леонтьев (1831—1891) — русский дипломат, мыслитель, славянофил.
- Сергей Борисович Леонтьев (1785 — ок. 1845) — полковник.
- Иван Сергеевич Леонтьев (1835—1917) — Виленский и Полтавский вице-губернатор.
- Иван Борисович Леонтьев (1793 — ок. 1855) — гвардии поручик.
- Сергей Иванович Леонтьев (1825—1887) — сенатор, тайный советник.
- Владимир Иванович Леонтьев (1834—1895)
- Николай Владимирович Леонтьев (1845 — ок. 1905) — губернский секретарь, племянник К. Н. Леонтьева; 27.02.1887 г. внесён в ч. VI дворянской родословной книги Рязанской губернии.
- Николай Борисович Леонтьев (1784 — ок. 1845) — капитан-исправник.
- Алексей Иванович Леонтьев (ок.1750 — ок.1810) — генерал-майор, статский советник
- Сергей Иванович Леонтьев — статский советник
- Иван Сергеевич Леонтьев (1782—1824) — герой Бородинского сражения, генерал-майор.
- Михаил Иванович Леонтьев (1824—1885) — шталмейстер, тайный советник.
- Михаил Михайлович Леонтьев (1853—1901) — егермейстер.
- Сергей Михайлович Леонтьев (1879—1937) — товарищ Министра внутренних дел Временного правительства в 1917 году.
- Иван Михайлович Леонтьев (1857—1908) — тайный советник, владимирский и костромской губернатор.
- Михаил Михайлович Леонтьев (1853—1901) — егермейстер.
- Михаил Иванович Леонтьев (1824—1885) — шталмейстер, тайный советник.
- Иван Сергеевич Леонтьев (1782—1824) — герой Бородинского сражения, генерал-майор.
- Тамбовские дворяне
- Николай Николаевич Леонтьев (ум. 2.8.1831) — генерал-лейтенант, директор военного поселения в Старой Руссе, жена С. Л. фон Варнек
- Николай Николаевич Леонтьев (ум. 1886)
- Максим Николаевич Леонтьев (1871—1948) — генерал-майор Генерального штаба; эмигрировал на Таити.
- Максим Максимович Леонтьев (ок.1910 — ок.1980) — служил во французской армии де Голля.
- Александр Максимович Леонтьефф (1948—2009) — депутат французского парламента, премьер-министр Французской Полинезии.
- Максим Максимович Леонтьев (ок.1910 — ок.1980) — служил во французской армии де Голля.
- Максим Николаевич Леонтьев (1871—1948) — генерал-майор Генерального штаба; эмигрировал на Таити.
- Александр Николаевич Леонтьев (1827—1878) — генерал-лейтенант.
- Евгений Александрович Леонтьев (1855—1894) — полковник.
- Михаил Евгеньевич Леонтьев (1881—1942) — генерал-майор.
- Александр Александрович Леонтьев (1859—1923) — русский юрист
- Владимир Александрович Леонтьев (1874—1931) — командир Сумского полка, умер в Париже
- Евгений Александрович Леонтьев (1855—1894) — полковник.
- Владимир Николаевич Леонтьев (1829—1877) — генерал-майор, умер в Яссах от болезни
- Николай Николаевич Леонтьев (ум. 1886)
Другие рода Леонтьевых
Известны несколько родов Леонтьевых как дворянского, так купеческого, мещанского и крестьянского происхождения. В отличие от Леонтьевых — потомков мурзы Абатура — все они имеют значительно более позднее происхождение. Некоторые из них внесены в Родословные книги дворянских родов различных губерний. Известных представителей других родов Леонтьевых порой невозможно отнести к тому или иному роду.
- не идентифицированные ветви
- Владимир Георгиевич Леонтьев (1866 — после 1915) — генерал-лейтенант, командир 77-й пехотной дивизии
- Степан Георгиевич Леонтьев (1878—1915) — русский офицер, Георгиевский кавалер.
- Николай Степанович Леонтьев (1862—1910) — русский военный и политический деятель, исследователь Эфиопии, граф Абиссинской империи.
- геральдика
Известен герб другого рода дворян Леонтьевых, потомства коллежского советника Ивана Николаева Леонтьева, внесенный в Общий гербовник, часть XVII, стр. 51[5]:
«В серебряном щите червленый, стоящий на задних лапах лев, обращенный вправо, держит в лапах золотой факел (светоч) с червленым пламенем. Лев пожирает чёрную змею с червлеными глазами и жалом. Щит увенчан дворянским коронованным шлемом. Нашлемник: встающий вправо древнерусский воин с занесенной вверх серебряной на чёрном древке секирой в правой руке и с золотым, украшенным орнаментом щитом в левой руке. Намет: справа червленый с серебром, слева чёрный с золотом.»
- угасшие рода Леонтьевых
В Тысячной книге 1550 года упоминаются Леонтьевы ещё более раннего происхождения, чем потомки мурзы Абатура, но дальнейшая судьба этого рода не известна.
«Леонтьев, Басарьга Федоров сын, дворовый сын боярский по Москве — л. 96 об., Леонтьев, Басенок Федоров сын, дворовый сын боярский по Москве — л. 96 об.»
Напишите отзыв о статье "Леонтьевы"
Примечания
- ↑ Биографический словарь. 2000 год.
- ↑ А. И. Цепков «Свод письменных источников по истории Рязанского края, XIV—XVII вв.», том 2
- ↑ Тысячная книга 1550 г. и Дворцовая тетрадь 50-х годов XVI в., по изд. М.-Л. АН СССР, 1950 г.
- ↑ Большая биографическая энциклопедия. 2009 год.
- ↑ РГИА, [gerbovnik.ru/arms/2802ф.1411, оп.1, ед.хр.№ 107]
Литература
- Нарбут А. Н. «Леонтьевы: Родословные росписи» — М., 1995.
- Леонтьев Д. Н. «Материалы для родословия дворян Леонтьевых и Петрово-Соловово» — Казань, 1881.
- Лобанов-Ростовский А. Б. Русская родословная книга. — СПб.: Издание А. С. Суворина, 1895. — Т. 1. — С. 322—327.
- Леонтьевы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Ссылки
- [gerbovnik.ru/arms/480.html Герб дворянского рода Леонтьевых]
- [tatiskray.ru/index.html?4/053.htm Генеалогические таблицы]
- [www.history-ryazan.ru/node/11788 История Рязанского края: Леонтьевы]. Проверено 14 июня 2013. [www.webcitation.org/6HNGvVD9P Архивировано из первоисточника 14 июня 2013].
- [vk.com/rodord Дом Леонтьевых: история и родословие]
- [ru.rodovid.org/wk/Род:Леонтьевы Род:Леонтьевы] на Родоводе
Отрывок, характеризующий Леонтьевы
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»
Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
