Лефевр, Анри

Не следует путать с Анри Лефевром — бронзовым призёром Олимпийских игр 1928 года по вольной борьбе.

Анри Лефевр
фр. Henri Lefebvre
Анри Лефевр, 1971
Дата рождения:	16 июня 1901(1901-06-16)
Дата смерти:	29 июня 1991(1991-06-29) (90 лет)
Научная сфера:	философия, социология

Анри́ Лефе́вр (фр. Henri Lefebvre, 16 июня 1901 — 29 июня 1991) — французский социолог и философ, теоретик неомарксизма. Автор концепции «право на город».

Биография

Родился в Ажетмо, департамент Ланды. В 1920 г. окончил Сорбонну. Совместно с Жоржом Политцером, Полем Низаном, Норбертом Гутерманом и др. в 1924 г. создал дискуссионный философский кружок (фр. Philosophies), который имел связи с сюрреалистами и склонялся в сторону ФКП.

В 1928 г. Лефевр вступил в ФКП. В 1930—1940 г. — работает профессором философии, после немецкой оккупации Франции — в рядах Сопротивления. В 1944—1949 гг. — директор одной из радиостанций (фр. Radiodiffusion Française) в Тулузе.

Его работа «Критика повседневной жизни» (фр. Critique de la vie quotidienne), в которой Лефевр анализирует мифологию «частной», «приватной» жизни в буржуазном обществе и показывает, как она связана с отчуждением, имеет большое влияние на теоретические разработки новых левых (Ги Дебор, Рауль Ванейгем), авангардистов из движения «КоБрА».

В 1958 г. Лефевра исключают из ФКП, откуда он уходит в ситуационизм. В 1963 г. его исключают из Ситуационистского Интернационала.

В творчестве Лефевра присутствуют переклички с идеями Франкфуртской школы и французской историографической школы «Анналы» (Люсьен Февр, Марк Блок, Фернан Бродель).

Философия пространства

Вкладом Лефевра в диалектический материализм явилось смещение его фундамента с проблемы времени на проблему пространства.

Современная диалектика больше не скреплена с историчностью и историческим временем, или с временным механизмом подобным «тезис-антитезис-синтез»… Это следовательно что-то новое и парадоксальное: диалектика больше не скреплена с темпоральностью. Следовательно отвержение гегелевской историчности не должно рассматриваться как критика диалектики.

Большое внимание в своих работах Лефевр уделяет вопросу о значимости пространства в процессе воспроизводства производственных отношений.

См. также

• Спатиализация

Литература

Публикации на русском языке:

• Лефевр А. Производство пространства / пер. с франц. Стаф Ирина // Издательство: Strelka Press 2015 г. ISBN 978-5-906264-41-1

Ссылки

• Лефевр А. [magazines.russ.ru/nz/2012/2/l2.html Введение в современность. Прелюдия первая. Об иронии, майевтике и истории] / Пер. с франц. С. Б. Рындина // «Неприкосновенный запас» 2012, № 2(82).
• Лефевр А. [magazines.russ.ru/nz/2012/2/l2.html Введение в современность. Прелюдия шестая. Творческий радикализм как коммунизм вкуса. Об иронии, майевтике и истории.]

Отрывок, характеризующий Лефевр, Анри

– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.