Липинский, Вячеслав Казимирович

Вячеслав Липинский
укр. В'ячеслав Казимирович Липинський, польск. Wacław Lipiński
Род деятельности:	публицист
Дата рождения:	17 апреля 1882(1882-04-17)
Место рождения:	Затурцы, Волынская губерния ныне Локачинский район Волынская область
Дата смерти:	14 июня 1931(1931-06-14) (49 лет)
Место смерти:	Вена

Вячесла́в Казими́рович Липи́нский (укр. В'ячеслав Казимирович Липинський, польск. Wacław Lipiński 17 апреля (5 апреля по старому стилю) 1882 — 14 июня 1931) — украинский историк польского происхождения, общественно-политический деятель, философ и публицист, действительный член Научного общества им. Т.Шевченко (с 1914), идеолог украинского консерватизма («Гетманского движения»).

Биография

Родился в польской семье в родовом имении Затурцы около Луцка на Волыни. Принадлежал к старинному польскому дворянскому роду. Был старшим сыном Казимира Липинского и Клары Рокицкой. У него были младшие братья Станислав (в будущем известный агроном-селекционер), Владимир и младшая сестра Ванда. До 12 лет обучался дома, а затем — в житомирской, луцкой и киевской гимназиях. Аттестат зрелости получил в Киеве. В 1902—1903 гг. прошёл годичную службу в драгунском полку в Кременце. В 1903 году поступил на сельскохозяйственный факультет Ягеллонского университета в Кракове, но вскоре потерял интерес к сельскохозяйственным наукам и увлёкся историей и общественными науками. В 1905 году прервал учёбу и занялся историческими исследованиями в библиотеках города и архивах. 30 августа 1906 г. женился на Казимире Шуминьской. В октябре того же года поступил на факультет общественных наук в Университете Женевы, но летом 1907 года по состоянию здоровья был вынужден прервать учёбу.

В 1908 году вернулся в Украину, поселился на хуторе под Уманью, где занимался научной деятельностью. В этот период вышли его первые труды «Даниил Братковский» (1909), «Генерал артиллерии Великого Княжества Литовского» (1909). В написанном на польском языке историко-философском труде «Шляхта на Украине» (1909) Липинский обосновал решающую роль шляхты в процессе формирования украинской государственности и призвал её бороться за возрождение Украины. В 1910 году переехал в Краков (Польша). В 1912 году здесь вышел сборник его фундаментальных научных трудов и исторических документов «Z dziejów Ukrainy» («Из истории Украины») — своеобразный итог его исторических исследований в ранний период творчества, куда вошли такие работы, как «Название Русь и Украина и их историческое значение», «Станислав-Михаил Кричевский», «Богдановым путём», «Документы Руины» и др. Автор посвятил его «хлопоманам» В. Антоновичу (которого считал своим учителем), П. Свенцицкому и Т. Рыльскому.

В 1912 году выступил инициатором создания Украинского информационного комитета, целью которого стала пропаганда за рубежом идеи создания Украинского независимого государства.

В 1917—1921 годах деятель независимого украинского государства, посол Украины в Австро-Венгрии. После 1921 года в эмиграции в Чехословакии и Австрии, один из основателей Украинского университета в Праге. Отстаивал идеи патриархальной монархии и согласия разных общественных классов ради национального единства. Выступал с резкой критикой взглядов Д. Донцова и его теории «интегрального национализма».

Основные идеи

Классократия

В. Липинский ввёл понятие классократии как одной из форм государственного управления. Это понятие было выдвинуто в теории украинского консерватизма (также теория украинского монархизма или, как он сам её называл, теория украинского гетманского национализма). Согласно Липинскому, это форма государственного устройства, которая отличается равновесием между властью и свободой, между силами консерватизма и прогресса. В основу такого устройства должна быть возложена правовая, «законом ограниченная и законом ограничивающая» конституционная монархия. Во главе государства должен быть монарх (гетман), власть которого передаётся по наследству и является легитимной.

Ссылки

• [www.day.kiev.ua/14656/ Статья в газете «День» об идеях Вячеслава Липинского]
• [www.ukrhistory.narod.ru/texts/lypynski-1.htm Вячеслав Липинський. Націоналізм, патріотизм та шовінізм (з листа до Б.Шемета)]  (укр.)
• [www.ukrhistory.narod.ru/texts/lypynski-3.htm Вячеслав Липинський. До характеристики Дмитра Донцова (з книги «Листи до братів хліборобів»)]  (укр.)
• [www.ukrhistory.narod.ru/texts/lypynski-2.htm Вячеслав Липинський. Неусталеність раси в Україні (з книги «Листи до братів хліборобів»)]  (укр.)
• [history.franko.lviv.ua/IIl_1.htm Справочник по истории Украины]  (укр.)

Отрывок, характеризующий Липинский, Вячеслав Казимирович

Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
– Ну, Матвевна, матушка, не выдавай! – говорил он, отходя от орудия, как над его головой раздался чуждый, незнакомый голос:
– Капитан Тушин! Капитан!
Тушин испуганно оглянулся. Это был тот штаб офицер, который выгнал его из Грунта. Он запыхавшимся голосом кричал ему:
– Что вы, с ума сошли. Вам два раза приказано отступать, а вы…