Лихачёв, Алексей Тимофеевич
| Алексей Тимофеевич Лихачёв | |
| Род деятельности: |
стряпчий, комнатный стольник, постельничий и окольничий |
|---|---|
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Отец: | |
| Супруга: |
Мария Андреевна |
| Дети: |
бездетен |
Алексей Тимофеевич Лихачёв (ум. 1729) — фаворит царя Фёдора Алексеевича: чаровник (1648), ключник (1658), стряпчий (1676), комнатный стольник (с 1677), царский постельничий (с 1680) и окольничий (1683).
Содержание
Биография
Представитель дворянского рода Лихачёвых, сын Тимофея Ивановича. Младший брат — окольничий Михаил Тимофеевич Лихачёв (ум. 1706).
Впервые упоминается в 1636 году, когда получил во владение поместье своего отца в Белозерском уезде.
В 1648 году А. Т. Лихачёв в чине чаровника присутствовал на первой свадьбе царя Алексея Михайловича с Марией Ильиничной Милославской.
В 1658—1664 годах — «путный» ключник. В этом звании он стоял у царского поставца при приёме царём Алексеем Михайловичем иностранных послов в 1658, 1660 и 1664 годах.
В 1676 году Алексей Лихачёв был назначен стряпчим с ключом. 16 июня того же года во время венчания на царство Фёдора Алексеевича А. Т. Лихачёв принёс царское одеяние и, сдав его царским дьякам, принял прежнюю одежду. После окончания венчания он держал миску с золотыми, которыми царевич Касимовский осыпал царя Фёдора Алексеевича, когда тот шел в столичные храмы.
В 1677 году — комнатный стольник при царе Фёдоре Алексеевиче.
Князь Юрий Алексеевич Долгоруков и Богдан Матвеевич Хитрово выдвинули Ивана Максимовича Языкова, Алексея и Михаила Лихачёвых, чтобы ослабить влияние рода Милославских на молодого царя. Артамон Сергеевич Матвеев, близкий человек к царю Алексею Михайловичу и к царице Наталье Кирилловне, называл Алексея Лихачёва, бывшего учителем у царевича Алексея Алексеевича, «человеком доброй совести, исполненным великого разума и самого благочестивого состояния».
16 августа 1680 года Иван Языков был пожалован в окольничие и был назначен главой Оружейной, Золотой и Серебряной палат, а новым постельничим на его место стал Алексей Лихачёв.
В январе 1682 года А. Т. Лихачёв подписал соборное постановление об уничтожении местничества.
15 мая 1682 года во время Стрелецкого бунта стрельцы требовали выдать им на расправу многих сановников, приближенных царя Фёдора Алексеевича, перешедших на сторону царевича Петра. Они требовали выдать им и постельничего Алексея Лихачёва, а через несколько дней потребовали отправить его в ссылку. Его имущество в столице было разграблено, были утеряны многие древние родовые документы.
В том же 1682 году А. Т. Лихачёв был выслан из Москвы в Калязинский монастырь, откуда он должен был отправлен на поселение в Сибирь. Однако, по-видимому, он в Сибири не был.
В августе 1683 года Алексей Лихачев был пожалован царями Иваном и Петром Алексеевичами в окольничие. В 1697—1698 годах он участвовал на Светлой недели в крестных ходах в Москве.
24 августа 1700 года Пётр Великий назначил Алексея Лихачёва главой новообразованного Приказа рудокопных дел. В дальнейшем он был освобожден от службы и проживал в своей вотчине в Переяславском уезде. А. Т. Лихачёв часто посещал соседний Успенский женский монастырь в Александровской слободе.
Алексей Лихачёв входил в Кружок ревнителей благочестия под руководством Фёдора Михайловича Ртищева, любил книги и имел большую библиотеку.
В 1724 году по просьбе монаха Ионы Маслова Алексей Лихачёв пожертвовал в Успенский женский монастырь часть своей библиотеки, а после смерти его наследники пожертвовали многие рукописи, в том числе список Стоглава, дворовую тетрадь, список бояр и хронограф.
Алексей Лихачёв был не только книголюбом, но и писателем. По данным историка В. Н. Татищева, он написал «Житие царя Феодора Алексеевича». Василий Татищев, посещая Лихачёва, видел у него эту рукопись, читал её и впоследствии воспользовался многими из его рассказов. После смерти Лихачёва Татищев безуспешно пытался разыскать эту рукопись: «Нигде достать её, — пишет он, — и о ней наведаться не мог». Историк Николай Петрович Лихачёв считал, что рукопись был уничтожена самим автором во время следствия по делу царевича Алексея Петровича.
Алексей Лихачёв владел вотчинами в Московском и Переяславском уездах. В 1713 году он передал одну из своих московских вотчин, село Вакорино (Салманово), вдовствующей царице Марфе Матвеевне (урожденной Апраксиной), вдове царя Фёдора Алексеевича.
Был женат на Марии Андреевне, фамилия которой неизвестна, от брака с которой не имел потомства.
См. также
Напишите отзыв о статье "Лихачёв, Алексей Тимофеевич"
Примечания
Ссылки
- Лихачев, Алексей Тимофеевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
Отрывок, характеризующий Лихачёв, Алексей Тимофеевич
– Ну а потом, Соня?…– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.
Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
