Лотарь III фон Вальбек

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Лотарь III фон Вальбек
нем. Lothar III. von Walbeck
граф фон Вальбек
964 — 1003
Предшественник: Лотарь II фон Вальбек
Преемник: Вернер фон Вальбек
маркграф Северной марки
985 — 1003
Предшественник: Дитрих фон Хальденслебен
Преемник: Вернер фон Вальбек
 
Смерть: 25 января 1003(1003-01-25)
Место погребения: Кёльнский собор
Род: Вальбекский дом
Отец: Лотарь II фон Вальбек
Мать: Матильда фон Арнебург
Супруга: Годила, дочь графа Вернера

Лотарь (Лиутар) III фон Вальбек (нем. Lothar III. von Walbeck) (умер 25 января 1003) — граф Вальбека (964 — 1003), маркграф Северной марки (985 — 1003), сын графа Вальбека Лотаря II и Матильды фон Арнебург.





Биография

Граф Вальбека

В 964 году вместе со своим младшим братом Зигфридом наследовал после отца графство Вальбек. Владение графством было совместным[1], после смерти Зигфрида в 991 году ему наследовал его старший сын Генрих[2].

После покушения на императора Оттона I (ум. 973) в 941 году, в котором участвовал Лотарь II, его семья, видимо, не была в фаворе у императора. Но преемник Оттона I Оттон II (ум. 983) к Лотарю III благоволил. В 979 году Оттон II доверил Лотарю и его брату стеречь графа Альслебена Геро, ожидавшего суда. С помощью Оттона II Лотарь женился на Годиле, дочери гессенского графа Вернера (уп. 955)[K 1] и родственнице Верденского епископа Вигфрида (ум. 983), на попечении которого находилась девушка и которого Оттон II уговорил дать разрешение на свадьбу[K 2]. Вскорости, будучи всего тринадцати лет отроду, Годила родила Лотарю первенца Вернера[K 3][3].

Наверное благодаря жене Лотарь приобрёл связи с Кёльном[K 4]. О наличии таковых можно судить по сообщениям историка Титмара Мерзебургского, племянника Лотаря III. Титмар упоминает, что в 983 году в Кёльне находился его отец Зигфрид, брат Лотаря. В 1003 или 1004 году сам Титмар совершил паломничество в Кёльн. Смерть Лотаря также случилась рядом с Кёльном[4]. Позднее сын Лотаря Бертольд при поддержке Кёльнского архиепископа Гериберта ввяжется в распри в районе Нижнего Рейна[5].

Маркграф Северной марки

После смерти императора Оттона II, в 984 году, Лотарь III, видимо, поддержал мятеж Генриха Сварливого. Во всяком случае, он не упоминается среди князей поддержавших Оттона III[6]. Мать Оттона III Феофано и его бабка Адельгейда, управлявшие империей вместо юного короля, предпочли договориться с мятежниками. И наверное по соглашению с ними, в 985 году или чуть позднее Лотарь получил Нордмарк, который после славянского восстания 983 года фактически был ограничен пределами Альтмарка[K 5][7].

После смерти брата в 991 году Лотарь постарался заполучить земли, доставшиеся Кунигунде (ум. 997), вдове Зигфрида. Но благодаря вмешательству юного императора Оттона III, затея Лотаря не удалась, и Кунигунда не потеряла наследство[8]. Лотарь держал управление графством в своих руках[1] — его племянники Генрих и Фридрих не шли против его воли, даже когда речь шла об их брате Титмаре. В 1002 году, когда Титмар захотел получить должность настоятеля монастыря в Вальбеке, Лотарь передал ему должность лишь за солидное вознаграждение. Лотарь продавал это место не один раз. В 992 году, когда по протекции Лотаря тогдашний настоятель фамильного монастыря Рейнберт стал епископом Ольденбурга</span>rude, Лотарь затребовал с его преемника Дитриха (предшественника Титмара на этом посту) десять мансов за назначение.

В 993 году Лотарь III участвовал в походе под предводительством Экхарда I, маркграфа Мейсена. Поход ставил своей целью удержать Бранденбург, после того как местный князь перешел на сторону императора.

В 997 году Лотарь неудачно оборонял Арнебург от лютичей. После неудачи ему пришлось предстать перед императором и клятвенно заверить его в своей невиновности. Согласно Титмару, когда Лотарь приехал сменить архиепископа Магдебурга Гизелера, заведовавшего обороной, город уже горел.

Вражда с Экхардом Мейсенским

Своего сына Вернера Лотарь думал женить на Лиутгарде, дочери Экхарда Мейсенского. Тот вначале согласился, но в 998 году разорвал помолвку. Тогда Вернер решился выкрасть Лиутгарду из Кведлинбургского аббатства. Правда, Вернеру пришлось её вернуть отцу. Свадьба состоялась только в январе 1003 года уже после гибели Экхарда. В 998 году разрыв помолвки стал тяжелым оскорблением для Лотаря, а Экхард — его личным врагом.

Эта вражда проявилась в полной мере во время междуцарствия после смерти Оттона III. Он умер 23 или 24 января 1002 года в Италии. В феврале 1002 года новость о смерти императора достигла Германии. Где-то в начале марта саксонские князья собрались на съезд в Фрозе, чтобы обсудить выборы нового короля. Одним из главных претендентов был Экхард Мейсенский, но вмешательство Лотаря III не позволило тому заручиться безусловной поддержкой — обсуждение было отложено до съезда в Верле</span>rude, а до того момента присутствующие поклялись не признавать никого королём. Таким образом избрание было прервано. Как пишет Титмар, на вопрос Экхарда, что против него имеет Лотарь, тот ответил: «А ты не замечаешь, что у тебя в телеге недостает четвертого колеса?». Возможно, это было указание на то, что Экхард не являлся близким родственником умершего императора.

Сам Лотарь определился с тем, кого он будет поддерживать — баварского герцога Генриха IV. Вместе со своим дядей по матери Рикбертом он тайно съездил в Бамберг к Генриху и предложил поддержку, поставив ряд условий[K 6]. На предложение Генрих согласился. По рассказу Титмара, помощь Лотаря оказалась решающей — княжеский съезд в Верле поддержал Генриха Баварского. Съезд состоялся в середине апреля. Он закончился скандалом, когда Экхард, не присутствовавший на собрании, но приехавший в Верлу и расстроенный поддержкой оказанной Генриху, на обеде занял стол предназначенный для сестёр Оттона III[K 7]. Возможно, это оскорбление особ королевской крови и послужило причиной его убийства[9] — он был убит заговорщиками в Пёльде</span>rude 30 апреля. Источники молчат о том, имел ли Лотарь какое-либо отношение к убийству Экхарда, но это представляется возможным. Междуцарствие продолжалось до 7 июня, когда Генрих Баварский был коронован как король Германии Генрих II.

Вероятно, к этому же периоду относится нападение графа Деди фон Веттина на владения Лотаря. Замок Вольмирштедт был захвачен и сожжен. За это нападение мстил через несколько лет уже сын Лотаря Вернер[10].

Смерть

Можно догадываться, что Лотарь, сыграв решающую роль в вошествии Генриха II на престол, приобрёл большое влияние на короля. Но оно продолжалось недолго. В начале января 1003 года состоялась свадьба Вернера и Лиутгарды. После свадьбы Лотарь отправился в район Кёльна, где заболел и внезапно умер, выпив «павлиний напиток» как сообщает Титмар. Это могло быть какое-то лекарство или алкогольный напиток, быть может Лотаря отравили. Смерть наступила 25 января. Лотарь III похоронен в Кёльнском соборе[11], в южной части храма, как он завещал.

Брак и дети

Дети:

Возможно дочерью Лотаря была

Титмар называет её свой племянницей. При дословном чтении Титмара её полагают дочерью Фридриха фон Вальбек, но возможно Титмар имел в виду более отдаленное родство. Существует предположение, что сыном Лотаря был

Напишите отзыв о статье "Лотарь III фон Вальбек"

Комментарии

  1. Можно предполагать, что в королевской грамоте Оттона I от 10 января 955 года ([www.mgh.de/dmgh/resolving/MGH_DD_K_I_/_DD_H_I_/_DD_O_I_S._255 MGH, DD O I, no 174]), в которой упоминается графство Вернера (лат. comitatus Vuirinhardi), речь идёт об отце Годилы (Holzmann, S. IX). В этой грамоте Оттон I передаёт аббатству Фишбекrude свои владения в окрестных землях. В том числе Долберг</span>rude (лат. curtis Thuliberh) в графстве Вернера (Heutger, S. 123-124).</span>
  2. Возможно, Оттон II был родственником Годилы, тогда понятно его участие. Можно предполагать, что Вигфрид Верденский был связан родством с Кёльнским архиепископом Вигфридом, сыном Оды, тётки Оттона II (Leyser, 1979, Ch. 4, note 5, p. 155).
  3. Датировка свадьбы и рождения Вернера плавает от начала 980-х до начала 990-х годов. Разнящиеся датировки возникли из-за разных трактовок сообщений Титмара Мерзебургского. Так, Титмар пишет, что после смерти Лотаря в 1003 году делами наследства Вернера занималась Годила. Это можно трактовать так, что Вернер не был еще достаточно взрослым, чтоб заниматься наследством самостоятельно. Получается, что он родился около 990 года (Schölkopf, 6. Die Grafen von Walbeck). С другой стороны, Титмар сообщает, что уже в 998 году Вернер организовал похищение собственной невесты. Если он действительно был его организатором, то родиться он должен был в начале 80-х, самое позднее. В любом случае, помолвка Лотаря и Годилы должна была состояться еще до того, как Оттон II отправился в Италию в ноябре 980 года. Косвенным свидетельством переговоров Оттона и Вигфрида является грамота Оттона II ([www.mgh.de/dmgh/resolving/MGH_DD_O_II_/_DD_O_III_S._245 MGH, DD O III, no 218], 3 июня 980 года, Маргю) подтверждающая дарения Вигфрида монастырю Сен-Ван в Вердене — они должны были тогда встречаться (Leyser, 1979, Ch. 5, note 17, pp. 157-158).
  4. Или быть может благодаря матери Матильде из рода Конрадинов (Holzmann, S. IX). Правда, насчёт происхождения Матильды и её отца Бруно существуют разные версии. В любом случае, женитьба на Годиле должна была связи с Кёльном упрочить.
  5. В первый раз с титулом маркграфа Лотарь упоминается в 993 году. Одни исследователи полагали, что после смерти маркграфа Дитриха в 985 году место маркграфа Северной марки было некоторое время незанятым (Ludat, S. 25). Другие с таким допущением несогласны (Schölkopf, S. 75, Leyser, 1979, Ch. 4, note 10, p. 155).
  6. Одним из условий этой поддержки было то, что Рикберту возвратят лен в Харцгау, отданный графу Лиутгеру (Leyser, 1979, pp. 121-122).
  7. Сёстры Оттона — будущая аббатиса Гандерсгейма София и аббатиса Кведлинбурга Адельгейда — находились в кёнигпфальце Верла и участвовали в съезде. На обеде их места позволил себе занять Экхард со своими товарищами, декларируя таким образом свои претензии на королевский титул (Leyser, 1979, p. 94).
  8. </ol>

Примечания

  1. 1 2 Leyser, 1979, p. 41.
  2. Schölkopf, 6. Die Grafen von Walbeck.
  3. Leyser, 1979, pp. 43,45,52.
  4. Holzmann, S. IX,XIV,XVIII.
  5. Leyser, 1979, pp. 120.
  6. Leyser, 1979, p. 62.
  7. Leyser, 1979, pp. 43,44.
  8. Leyser, p. 62.
  9. Leyser, 1979, p. 49.
  10. Leyser, 1979, p. 116.
  11. Holtzmann, S. IX.

Литература

  • Leyser K. Rule and conflict in an early medieval society: Ottonian Saxony. — Indiana University Press, 1979.
  • Schölkopf R. Die sächsischen Grafen 919—1024. — Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1957.
  • Heutger N., Heutger V. Das Stift Fischbeck in Geschichte and Kunst // Niedersächsische Ordenshäuser und Stifte: Geschichte und Gegenwart; Vorträge und Forschungen. — Lukas Verlag, 2009.
  • Ludat H. An Elbe und Oder um das Jahr 1000. — Köln-Wien, 1971.

Первоисточники

  • Титмар Мерзебургский. Хроника / Пер. с лат. И. В. Дьяконова. — 2-е издание, исправленное. — М.: SPSL — «Русская панорама», 2009. — 254 с. — (MEDIÆVALIA: средневековые литературные памятники и источники). — 1 500 экз. — ISBN 978-5-93165-222-1.
  • Саксон Анналист. Хроника / Перевод с лат. и комм. И. В. Дьяконова; предисл. И. А. Настенко. — М.: «SPSL» — «Русская панорама», 2012. — 712 с. — (MEDIÆVALIA: средневековые литературные памятники и источники). — 1500 экз. — ISBN 978-5-93165-170-5.
  • Holtzmann, Robert (ed.). [www.mgh.de/dmgh/resolving/MGH_SS_rer._Germ._N._S._9_S._II Die Chronik des Bischofs Thietmar von Merseburg und ihre Korveier Überarbeitung]. MGH Scriptores rerum Germanicarum NS 9. Berlin, 1935.

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/SAXON%20NOBILITY.htm#LotharIIWalbeckdied986 Grafen von Walbeck] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 24 сентября 2014.
  • [www.manfred-hiebl.de/genealogie-mittelalter/walbeck_grafen_von/lothar_3_markgraf_der_nordmark_1003/lothar_3_von_wabeck_graf_von_walbeck_+_1003.html Lothar III. Graf von Walbeck] (нем.). Mittelalterliche Genealogie im Deutschen Reich bis zum Ende der Staufer. Проверено 24 сентября 2014.

Отрывок, характеризующий Лотарь III фон Вальбек

– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.