Луцкое княжество
Луцкое княжество | ||||
удельное княжество | ||||
| ||||
---|---|---|---|---|
Русь в 1237 году | ||||
Столица | Луцк | |||
Религия | Православие | |||
Форма правления | Монархия | |||
История | ||||
- 1157 | Основано | |||
- 1323[1] | Взятие Луцка войсками Гедимина | |||
- 1393 | Ликвидация Великим княжеством Литовским | |||
Луцкое княжество (1157 — 1393 гг.) — русское княжество, выделившееся из Волынского княжества в 1157 году, в период феодальной раздробленности на Руси. Столица — город Луцк, современный областной центр Волынской области Украины, на реке Стырь.
Содержание
История
В 1097 году киевский великий князь Святополк Изяславич отдал Луцк в управление Давыду Святославичу, у которого его вскоре отобрал Давыд Игоревич. Луцк прочно входил в состав Волынского княжества, хотя и обзавёлся отдельной династией с 1154 года (потомки Ярослава Изяславича).
В 1227 году луцкий князь Мстислав Немой завещал свой удел Даниилу Романовичу Галицкому[2].
В 1323 году Луцкое княжество было захвачено Гедимином, после чего княжество управлялось его младшим сыном, женатым на дочери последнего волынского князя из Романовичей Андрея Юрьевича — Любарта Гедиминовича[3].
Окончательно ликвидировано Великим княжеством Литовским в 1393 году.
Правители
Князь | Годы правления |
---|---|
Ярослав Изяславич | 1157 — 1180 |
Ингварь Ярославич | 1180 — 1220 |
Мстислав Ярославич Немой | 1220 — 1226 |
Иван Мстиславич | 1226 — 1227 |
Ярослав Ингваревич | 1227 — 1228 |
Василько Романович | 1228 — 1239 |
Ростислав Михайлович | 1239 — 1243 |
Андрей Юрьевич | 1313 — 1323 |
Любарт Гедиминович | 1323 — 1383 |
Фёдор Любартович | 1383 — 1387 |
См. также
Напишите отзыв о статье "Луцкое княжество"
Примечания
Ссылки
- [rusgenealog.ru/index.php?id=land&land_id=kn_63 Княжество Луцкое]
Отрывок, характеризующий Луцкое княжество
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.