Львовская братская школа
Львовская братская школа — учебное заведение XVII века, старейшая основанная между 1574—1586 годами[1] церковным братством высшая школа на Украине.
Школа во Львове возникла при поощрении антиохийского патриарха Иоакима V. Константинопольский патриарх Иеремия II в особой грамоте 1590 годах предписывал, что во Львове должна быть школа братства Успения Пресвятой Богородицы, а в ней дети благочестивых и православных христиан должны учиться Священному Писанию, славянскому и греческому языкам и т. д. Решением Берестейского Собора от 24 июня 1594 г., Львовская братская школа была подчинена непосредственно киевскому Митрополиту. Также и польский король Сигизмунд III грамотой от 13 октября 1592 г. предоставил братству право иметь высшую школу и, кроме того, исключительное право печатать и продавать славяно-русские книги и свободно управлять своими делами.
Среди основателей школы при львовской Свято-Успенской православной церкви были активные деятели Львовского Успенского братства Кирилл Транквиллион-Ставровецкий, Арсений Элассонский, Стефан Зизаний, Ю. Рогатинец, И. Рогатинец, И. Красовский, К. Корнякт и др.
Школьный устав, разработанный львовскими мещанами и позже ставший основой для уставов остальных братских школ, предусматривал демократические основы организации школьного процесса, запрещавшего учителям относиться к «бедным ученикам» хуже, чем к сыновьям из богатых семей. Им определялся режим учебной деятельности учащихся, очерчивался круг их обязанностей, а также учителей, родителей и опекунов. Организация учебного процесса Львовской братской школы, зафиксированная в Школьном уставе, стала образцом для других братских школ — учебных заведений на территории исторической Руси (теперь — территории Украины, Белоруссии, Польши, Словаки, государств Прибалтики) XVII—XVIII веков.
На учëбу в школу принимались преимущественно дети львовских ремесленников и купцов, были также дети, в том числе, шляхетского сословия и князей, например, воеводич молдавских земель Пётр Могила, из других городов и сëл. Младшие школьники изучали грамоту, старшие («студенты») изучали старославянский, греческий и латинский языки, грамматику, риторику, поэтику, элементы философии, диалектику, а также арифметику, геометрию, начала астрономии, богословие и музыку.
Школа сыграла существенную роль в развитии хорового пения и школьного театра на Украине.
В 1591 году учениками Львовской братской школы под руководством еë первого ректора Арсения Элассонского была напечатана греческо-церковнославянская грамматика «Адельфотес. Грамматіка доброглаголиваго еллинословенскаго языка. Совершеннаго искусства осми частей слова. Ко наказанїю многоименитому Російському роду».
Среди ректоров и преподавателей Львовской братской школы в разное время были известные учëные, писатели, поэты и просветители Стефан Зизаний и его брат Лаврентий Зизаний, Иов Борецкий, Памво Берында, Исаия Трофимович-Козловский, Сильвестр Коссов, Ф. Касиянович, В. Ушакевич и др.
Значительные пожертвования школе сделал гетман запорожских казаков П. Сагайдачный.
В начале ХVII века братство приняло решение учредить ещё одну школу при Свято-Онуфриевском монастыре, подчинив еë ректору Львовской братской школы. Руководители школы стремились превратить еë в учебное заведение высшего уровня, однако во 2-й половине ХVII в. школа пришла в упадок, новый подъём её был связан с переходом по совету Петра I Львовского братства в особую унию с Ватиканом, а в 1780-х годах прекратила своё существование, преобразовавшись в Ставропигийский институт.
Львовская братская школа оказала значительное влияние на развитие образования не только на Украине, но и в Белоруссии, Молдавии, Валахии и других странах. В еë стенах была воспитана целая плеяда выдающихся общественных и культурных деятелей ХVII века.
Напишите отзыв о статье "Львовская братская школа"
Литература
- Ісаєвич Я. Д. Братства та їх роль в розвитку української культури ХVI—ХVIII ст. К., 1966 (укр.)
- Мицько І.З. Львівські священики та учителі ХVI — першої третини ХVII ст. (укр.)
- Успенське братство і його роль в українському національно-культурному відродженні. Львів, 1996 (укр.)
Примечания
- ↑ [all-nauka.ru/pedagogika/6-bratski-shkoli-ukrayini.html Годом основания Львовской братской школы считается 1586 год, когда был принят Устав этой школы, а в предисловии к своей «Азбуке», изданной в 1574 году в типографии города Львова, первопечатник Иван Фёдоров отметил, что она написана для «учеников» львовской братской школы. По-видимому, школа была основана раньше общепринятого года.]
Отрывок, характеризующий Львовская братская школа
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
