Маклафлин, Джон

Джон Маклафлин John McLaughlin
Джон Маклафлин выступает на фестивале Crossroads Guitar Festival, 2007 год
Основная информация
Дата рождения	4 января 1942(1942-01-04) (82 года)
Место рождения	Донкастер, Йоркшир
Годы активности	1963 — по сей день
Страна	Великобритания Великобритания
Профессии	гитарист
Жанры	джаз-фьюжн рага-рок
Коллективы	The Mahavishnu Orchestra
[www.johnmclaughlin.com/ www.johnmclaughlin.com]

Джон Маклафлин (известный также как Махавишну Джон Маклафлин, англ. Mahavishnu John McLaughlin; 4 января 1942) — британский гитарист-виртуоз, играющий в стиле джаз-фьюжн.

Наиболее известен как участник записи знаковых для жанра фьюжн альбомов Майлза Дэвиса In A Silent Way и Bitches Brew; основатель группы The Mahavishnu Orchestra, одного из наиболее ярких представителей джаз-рока 70-х; акустического проекта Shakti, пионера жанра world music; участник акустического трио вместе с гитаристами Пако де Лусия и Ал ди Меола.

Его техника игры на акустических и электрогитарах в различных жанрах, таких как джаз, фламенко, индийская классическая музыка, фьюжн и западная классическая музыка, оказала значительное влияние на множество известных гитаристов.

Закир Хуссейн, индийский маэстро таблы, часто ссылается на Джона Маклафлина как на «одного из лучших и влиятельнейших музыкантов нашего времени». В 2003 году Маклафлин занял 49 место в списке журнала Rolling Stone «100 величайших гитаристов всех времен»

Участвуя с начала карьеры во многочисленных записях с такими музыкантами, как Мирослав Витуш, Ларри Корриелл, Джо Фарелл, Уейн Шортер, Карла Блей, The Rolling Stones и также многими другими, он заработал репутацию сессионного музыканта «по первому звонку».

Между 11 и 16 годами я познакомился со всеми основными музыкальными культурами, которые сформировали мою последующую жизнь в музыке. А именно: блюз, фламенко, индийская музыка и джаз. Все они настолько сильно повлияли на меня, что я посвятил жизнь поиску своего музыкального «я», влюбившись в эти разнообразные стили.

Музыкальная карьера

1960-е

В 1969 году, до отъезда в США, Маклафлин записал дебютный альбом Extrapolation (с Тони Оксли и Джоном Шурманом), игрой на котором показал импровизационную изобретательность и техническую виртуозность. Он прибыл в США в 1969 году для того, чтобы стать участником группы Тони Уильямса Lifetime. За этим последовала игра с Майлзом Дэвисом на его исторических альбомах In A Silent Way и Bitches Brew (один трек на котором назван в его честь), On The Corner, Big Fun (где он солирует в композиции Go Ahead John) и A Tribute to Jack Johnson. Участие Маклафлина в живом выступлении в составе группы Дэвиса произошло на концерте, часть которого была выпущена в виде альбома Live-Evil (также выступление вошло в собрание Cellar Door boxed set).

1970-е

В начале 1970 года на студии Douglas Records (основанной Аланом Дугласом) Маклафлин записал Devotion, электрический альбом психоделического фьюжна с заметным влиянием творчества Джими Хендрикса. В записи принимали участие Ларри Янг на органе (на тот момент участник Lifetime), Билли Рич на басу и ритм-н-блюзовый ударник Бадди Майлз (игравший с Джими Хендриксом). Devotion был первым из двух альбомов, выпущенном на лейбле Douglas.

Следующий шаг Маклафлин совершил в совершенно ином направлении: в 1971 году в США вышел его второй альбом, My Goal’s Beyond — собрание чисто акустических работ. Сторона А состояла из двух продолжительных композиций Peace One и Peace Two, представляющих собой сплав джаза и индийских классических музыкальных форм. На стороне B находилось собрание технично исполненных и мелодичных акустических записей; композиции на темы авторов, повлиявших на творчество Джона. Это были такие стандарты как Goodbye Pork-Pie Hat Чарльза Мингуса (влияние которого Маклафлин отмечал особо), Something Spiritual (Дэйв Херман), Hearts and Flowers (Боб Корнфорд), Phillip Lane, Waltz for Bill Evans (Чик Кориа), Follow Your Heart, Song for My Mother и Blue in Green (Майлз Дэвис). Follow Your Heart выходила ранее на альбоме Extrapolation под названием Arjen’s Bag.

Период My Goal’s Beyond был ознаменован решением Маклафлина стать последователем учения неоиндуистского проповедника Шри Чинмоя, с которым его познакомил менеджер Ларри Корриелла в 1970-м году. Этот альбом был посвящён Чинмою, одно из стихотворений которого было напечатано на буклете диска. Учитель Шри Чинмой дал Маклафлину духовное имя «Махавишну».

В это время Маклафлин начинает заниматься совершенствованием исполнительской техники, развивая более мощную, агрессивную и быструю манеры игры, которая произведёт огромный эффект в его следующем проекте — The Mahavishnu Orchestra.

Mahavishnu Orchestra

В группу Маклафлина 70-х годов, Mahavishnu Orchestra, входили скрипач Джерри Гудман (позднее Жан-Люк Понти), клавишник Ян Хаммер (позднее Гэйл Моран и Стю Голдберг), басист Рик Лейрд (позднее Ральф Армстронг) и ударник Билли Кобэм (позднее Майкл Воден). Группа исполняла технически виртуозные инструментальные композиции со сложной структурой, представляющие сплав электрического джаза и психоделического рока со значительным влиянием индийской классической музыки. Mahavishnu Orchestra являлась одним из первых представителей жанра фьюжн и пользовалась популярностью как у поклонников джаза, так и рока. Игру Маклафлина в этот период отличает быстрые соло и экзотические музыкальные размеры.

Отношения музыкантов внутри коллектива были такими же взрывными, как их выступления, поэтому первый состав группы прекратил своё существование уже в конце 1973 года. Группа успела выпустить три альбома: две студийные работы, впоследствии ставшие классикой жанра — The Inner Mounting Flame (1971) и Birds of Fire (1972), а также концертную запись Between Nothingness and Eternity (1973). В 1999 году вышел альбом Lost Trident Sessions, сессии записи которого проходили в 1973 году, но окончательный релиз не состоялся из-за распада группы.

После этого Маклафлин возродил группу со следующим составом: Майкл Воден (ударные), Жан-Люк Понти (скрипка), Ральф Армстронг (бас), Гэйл Моран (клавишные и вокал). Этим составом были записаны две последующие пластинки, после которых Маклафлин почти полностью был поглощен акустической игрой в составе его группы Shakti, исполняющей в стиле, основанном на индийской классической музыке. Третий альбом этого состава был записан в 1976 г., в основном из-за контрактных обязательств.

Shakti

После распада второго состава Mahavishnu Orchestra Маклафлин сосредоточился на менее броском акустическом проекте Shakti. Группа объединяла индийскую музыку с элементами джаза и может рассматриваться как пионер жанра world music. До создания этого проекта Маклафлин уже несколько лет изучал индийскую классическую музыку. Первое выступление состоялось в 1975 году. Спустя год была выпущена концертная запись Shakti with John McLaughlin. В состав группы входили Лакшминараянан Шанкар (скрипка), Закир Хуссейн (табла), Винаякрам (хатам) и Рамнад Ражхаван (мриданга). Джон был первым западным музыкантом, который получил признание среди индийской аудитории.

Прочая деятельность

В 1973 году Маклафлин совместно с Карлосом Сантаной, который также был учеником Шри Чинмоя, записал альбом-трибьют Love Devotion Surrender с композициями Джона Колтрейна.

В 1974-м принял участие в записи альбома Ларри Корриелла Spaces.

В 1976 г. вместе со множеством других музыкантов Маклафлин принял участие в записи альбома Стэнли Кларка School Days.

В 1978 году Маклафлин записал альбом, озаглавленный Johnny Mclaughlin: Electric Guitarist. Запись ознаменовала возвращение Джона к более мейнстримовому фьюжну, к джаз-роковому звучанию; возвращением к электрическим инструментам после трёх лет игры на акустической гитаре.

Также в то время был создал недолго просуществовавший проект One Truth Band, с которым записал один фьюжн-альбом Electric Dreams (1979). В группе состояли Л. Шанкар (скрипка), Стю Голдберг (клавишные), Фернандо Саундерс (электрический бас) и Тони Смит (ударные).

1979 год примечателен созданием ещё более недолговечного проекта Trio of Doom. Здесь Маклафлин объединился с Джако Пасториусом (бас) и Тони Уиллиамсом (ударные). 3 марта 1979 года на Кубе они отыграли единственный концерт в Театре Карла Маркса, Гавана. Это выступление было частью программы культурного обмена, проводимой госдепартаментом США, известной как The Bay of Gigs. 8 марта они отправились на студию CBS в Нью-Йорке для записи трёх композиций. Записи этого трио официально изданы в 2007 году.

1980-е

В 1979 год положил начало выступлениям Маклафлина с составе акустического трио с фламенко гитаристом Пако де Лусией и джазовым гитаристом Ларри Корриеллом. В начале 80-х Корриелла на постоянной основе заменил Эл ди Меола. Трио исполняло испанское фламенко с высокотехничными джазовыми импровизациями. В конце тура 1983 года к ним присоединился гитарист Dixie Dregs Стив Морс, который открывал концерты в качестве солиста и выступал вместе с трио в заключительных номерах. Концертный альбом трио Friday Night in San Francisco (1981) имел значительный успех. В начале 80-х Маклафлин также собирает проекты The Players и The Translators, состоящие из французских музыкантов. Вместе с ними были записаны альбомы Belo Horizonte (1981), Music Spoken Here (1982). Выступлениям этого периода характерны яркие импровизационные номера в дуэте с французской пианисткой Катей Лабек. Впоследствии Маклафлин являлся продюсером альбомов сестёр Кати и Марии Лабек.

В 1984 году Маклафлин совершает попытку возродить Mahavishnu Orchestra со следующим составом: Билл Эванс (саксофон), Йонас Хельберг (бас), Митчел Форман(клавишные), Дэнни Готлиб (ударные). Участник первого состава, Билли Кобхэм, участвовал в студийной работе над единственным альбомом этого состава группы — Mahavishnu (1984).

В 1985 году Маклафлин сыграл эпизодическую роль в художественном фильме режиссёра Бертрана Тавернье «Около полуночи» (1986).

В этот период Маклафлин обращается к европейской классической музыке: в 1988 г. было исполнено написанное им симфоническое произведение для гитары с оркестром — The Mediterranean.

1990-е

В начале 90х Маклафлин выступал с группой под названием The John McLaughlin Guitar Trio, состав которой постоянно менялся. В 1991 году под этим заголовком выходит концертный альбом Live in Europe, а в 1992 — Que Alegria. Единственным постоянным участником данного электроакустического проекта был перкуссионист Трилок Гурту, с которым Джон сотрудничал с 80-х. В творчестве этого периода характерны сочетания джаза, акустической музыки в духе трио гитаристов и элементов индийской музыки времён Shakti.

Следующим гастрольным проектом было трио The Free Spirits, в котором участвовали Джой ДеФранческо (орган Хаммонда, труба) и Деннис Чемберс (ударные). В 1994 году группа выпустила концертный альбом Tokyo Live. Затем Джон вновь обращается к творчеству Джона Колтрейна записывая студийный альбом After The Rain с Элвином Джонсом на ударных.

В 1996 году происходит возрождение трио Маклафлин-ди Меола-де Лусиа для записи альбома и гастрольного тура.

Новое обращение к электрическому джаз-фьюжну произошло с проектом The Heart of Things (одноимённый альбом 1997 года), и концертная запись The Heart of Things: Live In Paris (2000). В состав вошли следующие музыканты: Джим Бирд (клавишные), Деннис Чэмберс (ударные), Мэтью Гаррисон (электрический бас), Гарри Томас (саксофон).

В 1997 году состоялось возвращение к индийской народной музыке в духе Shakti. Проект Remember Shakti (1999), помимо члена оригинального состава Shakti, Закира Хуссейна, состоял из выдающихся индийских музыкантов: У. Шринивасf, V. Selvaganesh, Shankar Mahadevan, Shivkumar Sharma, Hariprasad Chaurasia. Состав участников расширился, изменилось звучание и подход к исполнению. К индийским народным инструментам добавилась флейта, электрогитара, ударные, появились вокальные партии. Уменьшилось количество скоростных агрессивных соло, больше времени стало уделяться для солирования остальным участникам группы. В целом музыка стала более спокойной. За период выступлений с 1997 по 2004 годы выпущены несколько концертных записей, а также видео-DVD «The Way of Beauty», где помимо выступлений оригинального состава Shakti представлено выступление нынешней группы в Мумбаи (2000) и на джазовом фестивале в Монтрё (2004).

2000-е

В 2003 году он записал альбом Thieves and Poets — оркестровая версия балета и аранжировки любимых джазовых стандартов для ансамбля классической гитары.

Также было выпущено 3-х дисковое видео-DVD «This is the Way I Do It», посвящённое обучению игре на гитаре (которое, по мнению некоторых критиков, является значительным вкладом в развитие технологий обучающего видео).

В июне 2006 был выпущен хард-боп/джаз-фьюжн альбом Industrial Zen на котором Маклафлин экспериментирует с Godin Glissentar продолжая развитие игры на гитарном синтезаторе.

В 2007 он покинул Universal Records и присоединился к небольшому интернет-ориентированному лейблу [www.abstractlogix.com/ Abstract Logix], сотрудничающему с независимыми коллективами направлений джаз, прогрессив-рок, и world music. Сессии записи первого альбома для нового лейбла начались в апреле. Летом того же года он начал выступать с новым джаз-фьюжн квартетом 4th Dimension, составом из клавишника Гари Хасбенда, басиста Адриана Феро и ударнка Марка Мондезира. Во время тура 4th Dimension с помощью записи звука на звуковую карту был сделан «мгновенный CD», состоящий из шести пьес первого выступления группы — Live USA 2007: Official Bootleg. Альбом был доступен на всех последующих выступлениях группы, а также продавался ограниченным тиражом через Abstract Logix. Выступление этого состава состоялось на фестивале «Crossroads Guitar Festival».

После завершения турне, лично перебрав записи каждого выступления, Маклафлин составил подборку для второго релиза, доступного только для скачивания в формате mp3, озаглавленную как Official Pirate: Best of the American Tour 2007. Также в это время Маклафлин совместно с индийским перкуссионистом и членом группы Remember Shakti Сельва Ганеш Винаякрамом издаёт ещё один обучающий DVD под названием The Gateway to Rhythm, посвящённый индийской системе ритма коннакол. Джон также занимается ремастерингом и изданием архивных записей своего проекта конца 70-х, The Trio of Doom, в котором принимали участие светила джаз-фьюжна Джако Пасториус и Тони Уиллиамс.

28 апреля 2008 года результаты сессионных записей предыдущего года были выпущены на альбоме Floating Point. В состав сессионных музыкантов входили клавишник Луиз Бенкс, басист Адриан Феро, перкуссионист Sivamani, ударник Ранжи Баро, а также с дополнительным участием различных индийских музыкантов. Вместе с выпуском альбома был издан DVD Meeting of the Mind", на котором показан процесс записи Floating Point, а также интервью со всеми участвовавшими в сессиях музыкантами.

С лета 2008 Маклафлин начал совместное турне с Чиком Кориа и другими музыкантами под именем 5 Peace Band.

Влияние

Джона Маклафлина упоминают как оказавшего большое влияние на многих фьюжн-гитаристов 1970-х и 1980-х годов. Примерами являются видные музыканты, такие как Стив Морс, Эрик Джонсон, Майк Стерн, Пол Масвидал, Эл Ди Меола, Пеббер Браун, Шон Лейн и Скотт Хендерсон. Его влияние не прекратилось в 80-х, хотя, хардкор-панк-гитарист Грег Гинн из Black Flag цитирует композицию Birds of Fire группы The Mahavishnu Orchestra, которая вдохновила его записывать инструментальные композиции.

Нынешние музыканты все ещё упоминают Маклафлина как весьма влиятельного, в том числе Омар Родригес из The Mars Volta. По словам Пэта Меттени, Маклафлин изменил эволюцию гитары в течение нескольких периодов своей музыкальной карьеры. Маклафлин также считается оказавшим большое влияние на композиторов стиля фьюжн. В интервью Downbeat, Чик Кориа отметил, что «… то, что сделал Джон Маклафлин с электрической гитарой, поставило мир на уши. Никто никогда не слышал такой электрической гитары и это, безусловно, вдохновило меня. Группы Джона, больше, чем мой опыт работы с Майлзом, привели меня к желанию убавить громкость и писать музыку, которая была более драматичной и сделала ваши волосы встающими дыбом». Фрэнк Заппа сказал о Маклафлине в Guitar Player в январе 1977-го: «Человек был бы идиотом, чтобы не ценить технику Маклафлина. Он управлял гитарой, как если бы это был пулемет. Я всегда в восторге от его соло, которые я слышу или способов, которыми они извлекаются. Я не думаю, что могу обвинить его, хотя бы из-за затраченных количества времени и усилий для того, чтобы играть на музыкальном инструменте так быстро. Я думаю, что если кто-то сможет играть так быстро — это будет просто замечательно. И я уверен, что 90 % подростков Америки согласятся с этим».

Пожалуй, самым уникальным влиянием Маклафлина в 1970-х был музыкант и комик Роадес Деррил. В 1970 году он возглавлял «Hahavishnu Orchestra», который делал пародии на фанк, рок и джаз — музыкальные стили эпохи.

Дискография

• Extrapolation (1969)
• Emergency! (в составе The Tony Williams Lifetime) (1969)
• Devotion (1970)
• Where Fortune Smiles (1970)
• Turn It Over (в составе The Tony Williams Lifetime) (1970)
• My Goals Beyond (1971)
• Mahavishnu Orchestra: The Inner Mounting Flame (1971)
• Mahavishnu Orchestra: Birds of Fire (1972)
• Love Devotion Surrender (c Карлосом Сантаной) (1973)
• Mahavishnu Orchestra: Between Nothingness and Eternity (1973)
• Mahavishnu Orchestra: Apocalypse (1974)
• Mahavishnu Orchestra: Visions Of Emerald Beyond (1975)
• Shakti (1976)
• Mahavishnu Orchestra: Inner Worlds (1976)
• Shakti: A Handful of Beauty (1977)
• Shakti: Natural Elements (1977)
• Johnny McLaughlin, Electric Guitarist (1978)
• The One Truth Band: Electric Dreams (1979)
• Belo Horizonte (1981)
• Friday Night In San Francisco (McLaughlin, DiMeola, De Lucia) (1981)
• Music Spoken Here (1982)
• Passion, Grace and Fire (1983)
• Mahavishnu Orchestra: Mahavishnu (1984)
• Mahavishnu Orchestra: Adventures In Radio Land (1986)
• Making Music (Zakir Hussain, John McLaughlin, Jan Garbarek) (1987)
• John McLaughlin Trio: Live at the Royal Festival Hall (1990)
• The Mediterranean: Concerto for Guitar and Orchestra, Duos for Guitar and Piano (1990)
• Live In Europe (1991)
• Que Alegria (1992)
• Time Remembered. John McLaughlin Plays Bill Evans (1993)
• Tokyo Live (1994)
• After The Rain (1995)
• Molom (1995)
• The Promise (1996)
• The Guitar Trio (Paco De Lucia, Al Di Meola, John McLaughlin) (1996)
• Remember Shakti (1999)
• Mahavishnu Orchestra: The Lost Trident Sessions (1999)
• The Heart of Things: Live in Paris (2000)
• Remember Shakti II: The Believer (2000)
• Remember Shakti II: Saturday Night In Bombay (2001)
• Thieves and Poets (2003)
• Industrial Zen (2006)
• 4th Dimension: Official Pirate (2007)
• Trio Of Doom (2007)
• Floating Point (2008)
• 4th Dimension: To The One (2010)
• 4th Dimension: Now Here This (2012)

Семья

Джон был женат на французской пианистке Кате Лабек, которая также была членом его группы в начале 1980-х. В настоящее время он женат на Ине Бехренд, от которой имеет сыновей Люка (р.1997) и Джулиана.

Инструменты

• Gibson EDS-1275, Маклафлин играл на двухгрифовом Gibson между 1971 и 1973, пока не была создана Double Rainbow.
• [www.cs.cf.ac.uk/Dave/mclaughlin/art/rainbow.html Double Rainbow] двухгрифовая гитара, изготовленная Rex Bogue, на которой Маклафлин играл между 1973 и 1975.
• Первая акустика от Abe Wechter. [web.archive.org/web/20070516144218/www.wechterguitars.com/custom/article-shakti.htm «Shakti»-гитара] с семью дополнительными струнами.
• [web.archive.org/web/20070217173430/www.wechterguitars.com/custom/gallery32.htm «Marielle»], акустическая гитара с разрезом.
• [web.archive.org/web/20070216131737/www.wechterguitars.com/custom/gallery21.htm «Our Lady»], сделана Abe Wechter для Джона Маклафлина.
• [www.italway.it/morrone/JmLGuitars.htm Полный список] гитар, на которых играл Джон Маклафлин.

Ссылки

• [www.johnmclaughlin.com/ Официальный сайт Джона Маклафлина]
• [jmforums.net/ John McLaughlin forums (англ.)]
• [www.cs.cf.ac.uk/Dave/mclaughlin/ Pages of Fire II: The John McLaughlin WWW Tribute Server (англ.)]
• [www.guitar.ru/musicians/interview/interview_109.html Джон Маклафлин: Сферы влияния. Интервью.]
• [www.zvuki.ru/A/P/25585 Джон Маклафлин на сайте Звуки.ру]
• [sevjazz.info/index.php?option=com_content&view=article&id=658:2013-01-03-19-09-13&catid=48:jazz-stars Звёзды джаза. Маклафлин Джон.]

Отрывок, характеризующий Маклафлин, Джон

«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.