Неоиндуизм

Неоиндуи́зм («новый», «реформированный индуизм») — разновидность индуизма, обобщённое название ряда реформаторских движений внутри индуизма, образовавшихся с начала XIX века. Одной из отличительных черт неоиндуизма является стремление включить в свою религиозно-философскую систему элементы учений других религий (например, христианства).

История

Начало XIX века — середина 1880-х

В начальный период неоиндуизм следовал цели «„очищения“ индуизма от его позднейших наслоений» и цели развития Индии до уровня более развитых стран. Основателем неоиндуизма считается брахман Рам Мохан Рой, сформировавший религиозное общество Брахмо-самадж в 1828 году. Более поздними неоиндуистами стали Дебендранатх Тагор, Кешабчондро Сен, Даянанда Сарасвати, основавший движение Арья-самадж, Рамакришна Парамахамса.

На первом этапе неоиндуисты критиковали такие особенности индуизма, как самосожжение вдов после смерти супруга, отсутствие возможности повторного замужества для вдов, общий низкий уровень положения женщины в системе социальных отношений, детские браки, «систему кастовых перегородок» и другие недостатки. Неоиндуисты выступили за «широкое народное просвещение» и против идолопоклонства, традиционного жречества (Рой) и священных книг индуизма как авторитета (Тагор).

Неоиндуисты первого периода делали акцент на Абсолюте, не уделяя большого внимания многочисленным индийским богам, стоявшим, согласно неоиндуизму, ниже Абсолюта. Внутренние методы практики, включая медитации, молитвы и нравственное развитие, ставились во главу угла.

Неоиндуизм первого этапа не был однородным, в нём существовали свои внутренние противоречия, как и противоречия с традиционным индуизмом. К концу первого этапа все эти противоречия свёл на нет Рамакришна, указавший в своём учении, что эти противоречия являются лишь «разными ступенями единого пути к Абсолюту».

Середина 1880-х — 1950—60-е года

Наиболее известными представителями второго периода неоиндуизма стали Вивекананда и Ауробиндо. Неоиндуизм второго периода ставит своей целью «осмысление роли религии в современном обществе» и уделяет большое внимание борьбе за независимость Индии, в отличие от неоиндуистов первого периода, часто сотрудничавших с английскими властями, патриотизму и дальнейшему ускорению развития страны по типу западных стран. Ещё более снизилось значение обрядов, увеличилось взаимодействие с западными слушателями, в неоиндуизм ввелись западные понятия для улучшения понимания неоиндуизма на Западе (одним из примеров является обозначение йоги как «экспериментальной науки»). Саньясин, действующий лишь в интересах сообщества без каких-либо «собственных мирских интересов», выступает в роли идеального неоиндуиста.

Неоиндуизм второго этапа указывает на универсальность индуизма, на возможность включения в него любых религий и учений. Кроме того, неоиндуизм указывает на «духовное главенство Индии» над другими странами мира и критикует христианство и западный мир за эгоизм и материализм.

1950—1960-е года — настоящее время

Третья волна неоиндуизма началась в период 1950—60-х годов, когда неоиндуисты начали активно продвигать свои идеи на Западе, главным образом в США. Третий период неоиндуизма российский индолог Сергей Пахомов связывает с такими движениями, как Международное общество сознания Кришны, движение Раджниша, движение Чинмоя, Сахаджа-йога, Ананда Марга и большим количеством прочих движений. Представителями данного этапа индуизм «подаётся как „общечеловеческая религия“, как „истинное знание“, вполне совместимое с другими религиями», включая ислам и христианство, и уже без каких-либо национальных индийских особенностей, а также как метод «решения глобальных проблем современности».

Популярность неоиндуистских движений на Западе увеличивалась быстрыми темпами, на что в значительной степени повлияло западное течение контркультуры. По данным Сергея Пахомова, от 5 до 10 % населения США было тем или иным образом включено в неоиндуистское движение.

Учение

По мнению индолога Сергея Пахомова, неоиндуизм на всех трёх этапах своего развития опирался на неоведанту, включающую в себя или неоадвайту-веданту, или различные теистические веданты (кришнаизм), или различные «универсальные» веданты (Рамакришна, Сатья Саи Баба).

В целом в учении неоиндуизма центральное место уделяется «идее абсолютного Божественного духа» (безличного или личного). Реальность мира не подвергается сомнению, сам мир в учении «полностью зависим от Божественной воли». Значение основных понятий, таких как карма, майя и других, переопределяется. Сам человек определяется как «вечная душа, наделённая способностью к духовному совершенствованию» и «божественным совершенством» в зародыше. Значительное внимание в учении уделяется йоге, являющейся по утверждению неоиндуизма, «универсальным способом бытия» и «средством разрешения всех жизненных конфликтов».

См. также

• Реформаторские движения в индуизме
• Неоведантизм

Литература

• Пахомов С. В. [religa.narod.ru/zabijako/phz06.htm Неоиндуизм] // Религиоведение: Энциклопедический словарь / Под ред. А. П. Забияко, А. Н. Красикова, Е. С. Элбакян. — М.: Академический проект, 2006. — 1256 с. — ISBN 5-8291-0756-2.
• Пахомов С. В. Неоиндуизм // Энциклопедия религий / Под ред. А. П. Забияко, А. Н. Красникова, Е. С. Элбакян. — М.: Академический проект, 2008. — С. 862—864. — 1520 с. — ISBN 978-5-8291-1084-0 ISBN 978-5-98426-067-1.
• Ткачёва А. А. Неоиндуизм и неоиндусский мистицизм // Древо индуизма / Отв. ред. И. П. Глушкова. — М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1999. — С. 470—486. — 559 с. — (Культура народов Востока). — 2500 экз. — ISBN 5-02-018032-7.
• Фаликов Б. З. Неоиндуизм и западная культура. — М.: Наука, 1994. — 219 с. — ISBN 502017680X.

Отрывок, характеризующий Неоиндуизм

– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]