Меркурий-Редстоун-3

<tr><th colspan="2" cellspacing="0" cellpadding="2" style="background:#b0c4de; text-align: center">Эмблема</th></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">
</td></tr> <tr><th colspan="2" cellspacing="0" cellpadding="2" style="background:#b0c4de; text-align: center">Фотография экипажа</th></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">
Алан Шепард на борту Freedom 7 перед стартом </td></tr> <tr><th colspan="2" cellspacing="0" cellpadding="2" style="background:#b0c4de; text-align: center">Связанные экспедиции</th></tr> <tr><td colspan="2">

Меркурий-Редстоун-3
Общие сведения
Полётные данные корабля
Название корабля	Freedom 7
Ракета-носитель	Редстоун-MRLV
Стартовая площадка	База ВВС США на мысе Канаверал LC-5
Запуск	5 мая 1961 14:34:13 UTC
Посадка	5 мая 1961 14:49:41 UTC
Длительность полёта	15 мин 28 сек
Пройденное расстояние	488 км
Апогей	187,5 км
Полётные данные экипажа
Членов экипажа	1
Позывной	Freedom 7
Посадка	1

Предыдущая	Следующая
Литл Джо-5B	Меркурий-Редстоун-4

</td></tr>

Меркурий-Редстоун-3 — первый пилотируемый суборбитальный полёт США. Астронавт Алан Шепард в ходе 15-ти минутного суборбитального полёта по программе «Меркурий» пилотировал космический корабль Freedom 7. Тем самым он стал первым американцем в космосе, через три недели после полёта Юрия Гагарина на корабле Восток-1. Номер полёта в каталоге NSSDC — MERCR3.

Полёт Меркурий-Редстоун-3 хотя и не является орбитальным полётом, но так как его максимальная высота составила 187,5 км, то он считается космическим и согласно классификации Международной федерации аэронавтики, по которой космическим считается любой полёт, высота которого превышает 100 км и согласно классификации Военно-воздушных сил США по которой вообще достаточно высоты более 50 миль (свыше 80 км).

Название корабля

Название Freedom 7 кораблю дал Алан Шепард, начиная с него другие астронавты проекта «Меркурий» самостоятельно называли свои корабли добавляя в конце число 7, в качестве признания командной работы со своими коллегами-астронавтами — «Первая семёрка».

Корабль	Астронавт	Имя
«Меркурий-Редстоун-3»	Алан Шепард	Freedom 7
«Меркурий-Редстоун-4»	Вирджил Гриссом	Liberty Bell 7
«Меркурий-Атлас-6»	Джон Гленн	Friendship 7
«Меркурий-Атлас-7»	Малькольм Карпентер	Aurora 7
«Меркурий-Атлас-8»	Уолтер Ширра	Sigma 7
«Меркурий-Атлас-9»	Гордон Купер	Faith 7

Цели полёта

1. получить опыт пилотируемых космических полётов, в частности таких их элементов, как старт, активный полёт, состояние невесомости (~5 минут), вхождение в атмосферу и посадка
2. оценить возможность пилота управлять космическим кораблём, путём демонстрации ручного управления корабля до, во время и после включения тормозной двигательной установки и голосовой связи во время полёта.
3. изучение физиологических реакций человека на космический полёт
4. приземление астронавта и космического корабля

Ход миссии

Обратный отсчёт начался за день до запуска в 20:30, Шепард разместился внутри корабля в 5:15 ET, за два часа до запланированного времени старта. В 7:05 ET старт отложили на час из-за облачности, чистое небо было необходимо для получения хороших снимков Земли. Отсчёт прерывался ещё дважды по техническим причинам, в результате чего запуск состоялся на два с половиной часа позже запланированного.

Старт состоялся в 9:34 ET, его наблюдали примерно 45 миллионов телезрителей в США. Алан Шепард подвергся максимальным перегрузкам в 6,3g перед выключением двигателей ракеты «Редстоун» через 2 минуты 22 секунды после старта. Скорость Freedom 7 составляла 8262 км/ч, что было близко к запланированной. Через 10 секунд была отстрелена вышка Системы аварийного спасения (САС) ракеты, к трёхминутной отметке система ориентации автоматически развернула Freedom 7, подготовив корабль ко входу к атмосферу.

Шепард получил возможность проверить ручное управление, и совершил несколько импульсов ориентации космического корабля. Затем он начал наблюдение за поверхностью Земли и установил, что в состоянии различить сквозь облака побережье, острова и крупные озёра, но с трудом обнаруживал города.

Перед тем, как автоматические системы взяли контроль за посадкой, Шепард вручную испытал тормозную двигательную установку, необходимую для схода с орбиты в будущих полётах, сообщив, что процесс проходит гладко и по его ощущениям корабль полностью управляем. Спуск шёл быстрее, чем предполагалось, но парашюты были выпущены, как и планировалось, тормозной — на высоте ~6,4 км и основной ~3,0 км.

Через несколько минут после приводнения прибыл спасательный вертолёт, он приподнял спускаемую капсулу, Шепард выбрался через люк и перебрался в вертолёт, который доставил его и корабль на борт авианосца USS Lake Champlain. С момента посадки до подъёма на борт корабля прошло всего 11 минут.

Галерея

• Mercury-Redstone 3 - Earth observation - S61-01918.jpg

  Фотография Земли сделанная с борта Freedom 7

• Shepard on Deck of Champlain after Recovery - GPN-2000-001362.jpg

  Шепард на палубе авианосца USS Lake Champlain

• Recovery of Alan B. Shepard.jpg

  Корабль с Аланом Шепардом на месте посадки

• Freedom 7 Diagram.jpg

  Диаграмма полёта

Ссылки

• [www.youtube.com/watch?feature=endscreen&NR=1&v=4LziZpAmMy8 Старт Freedom-7 (видео)]
• [www-pao.ksc.nasa.gov/history/mercury/mr-3/mr-3.htm Freedom 7 MR-3 (18)]
• К. Гэтланд. [epizodsspace.narod.ru/bibl/getlend/04.html Человек в космосе]. Космическая техника. [www.webcitation.org/67kmBCMSh Архивировано из первоисточника 18 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Меркурий-Редстоун-3

Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.