Мировая душа

Мирова́я душа́ (греч. ψυχὴ τοϋ κόσμου, лат. anima mundi, нем. Weltseele) — в философии единая внутренняя природа мира, мыслимая как Высшее живое существо (Бог), обладающее стремлениями, представлениями и чувствами. Многие философские учения, выводившие единство мира из вечной области бытия идеального или умопостигаемого, признавали, однако, и живущую во всех явлениях Мировую душу как подчинённое начало, воспринимающее и осуществляющее в чувственной области и во временном процессе высшее идеальное единство, вечно пребывающее в абсолютном начале. Такой взгляд на Мировую душу был изложен в «Тимее» Платона и затем стал одним из основных пунктов в философии Платона и неоплатоников.

Мировая душа у Платона

В «Тимее» (Тимей, 34b-36d) Платон придаёт душе смысл всеобщего космологического принципа. Создание мировой души демиургом он описывает так.

Неделимую и вечно тождественную сущность демиург смешал с разделённой сущностью, тем самым создав третий (средний) род сущности, причастный и природе тождественного и природе иного. Эти три вида сущности он силой «гармонизовал», а полученное целое разделил на нужное количество частей, при этом каждая часть отныне сочетала в себе тождественное, иное и сущность. Сам процесс деления описывается как состоящий из трёх ступеней (подходов):

1. сначала демиург разделил целое с помощью геометрической пропорции первых чисел 2 (2:4:8) и 3 (3:9:27); полученный «первичный» ряд чисел можно изобразить как 1:2:3:4:8:9:27;
2. затем каждый из двойных и тройных интервалов он заполнил гармоническими и арифметическими средними (в наименьших целых числах 6:8:9:12 и т. д.); отсюда возникли новые полуторные (6:9, 8:12; полуторное отношение соответствует консонансу квинты), сверхтретные (6:8, 9:12; соответствуют квартам) и сверхосминные (9:8; соответствуют целым тонам) интервалы;
3. наконец, все сверхтретные интервалы он заполнил сверхосминными, после чего в каждом сверхтретном интервале образовался остаточный интервал 256:243 (полутон, у позднейших теоретиков известный как лимма).

Совершив эти математические операции, демиург исчерпал свою смесь до конца.

В научной литературе — как древней, так и современной,— неоднократно предпринимались попытки «музыкально-математических» реконструкций мировой души Платона. Получаемый в таких реконструкциях звукоряд называют «космической гаммой» Платона. Древнейший расчёт интервалов принадлежит анонимному автору эллинистической эпохи, которого Никомах (опираясь на самого Платона) называет Тимеем Локрийским; одну из последних реконструкций предложил Штефан Хагель. Космическая гамма Платона выглядит так:

Созданная демиургом мировая душа обеспечивает приобщённость здешнего мира необходимости к высшему уму. Благодаря этому наделённый индивидуальной душой человек сочетает в себе ум и необходимость.

История понятия

Так как здесь Мировая душа обозначается как третья начальная ипостась всего существующего (греч. ή τρίτη αρχική υπόστασις), то некоторые церковные писатели (особенно Ориген и его последователи) ошибочно отождествляли её с третьим Лицом Св. Троицы. Исчезнувшая в период схоластики идея Мировой души выступает на первый план у платоников эпохи Возрождения и начала Нового времени (см. Платоники), а в новейшее время — в философских стихотворениях Гёте и в некоторых сочинениях Шеллинга. С другой стороны, метафизика слепой воли у Шопенгауэра и бессознательного мирового творчества у Гартмана удаляется от платонизма в сторону того ещё более древнего взгляда на Мировую душу, который вдохновлял философские и мистические умы Индии (см. Параматма, Веданта, Индийская философия, Упанишады).

По этому взгляду, безотчётно действующая и творящая Мировая душа есть самостоятельная и единственная сущность Вселенной, не предполагающая выше себя другого абсолютного и идеального начала. К подобному взгляду независимо от чисто-метафизических умозрений приходит логически всякий натуралистический монизм. Признавая реальное единство всего существующего, необходимо признать причину этого единства как действительную сущность.

И если частичные элементы вселенной (атомы) должны быть сведены к динамическому определению (центры действующих сил), которое, в свою очередь, исчерпывается психическими признаками стремления и представления, то необходимо допустить, что и существенное единство этих сил также имеет психическую природу, или есть Мировая душа, как к этому должен был прийти, между прочим, известный натуралист и дарвинист Геккель. Но идея Мировой души как безусловно самостоятельной и единственной сущности всего встречает непреодолимую трудность в факте целесообразного и планомерного мирового процесса, постепенно осуществляющего во времени нечто такое, что не дано реально в начале. При допущении Мировой души как единственного первоначала такой процесс являлся бы постоянным произведением чего-то безусловно нового или непрерывным творением из ничего, то есть чистым чудом (см. Мировой процесс).

Мировая душа в философии Гегеля

Мировая душа или абсолютный дух — в философии Гегеля то, что лежит в основе всего существующего. Только он вследствие своей бесконечности может достичь подлинного познания себя. Для самопознания ему необходимо проявление. Самораскрытие Абсолютного Духа в пространстве — это природа; самораскрытие во времени — история.

Раскрытие абсолютного духа в истории

Историю движут противоречия между национальными духами, которые суть — мысли и проекции Абсолютного Духа. Когда у Абсолютного Духа исчезнут сомнения, он придёт к Абсолютной Идее Себя, а история закончится и настанет Царство Свободы. Войны между народами выражают напряжённое столкновение мыслей Абсолютного Духа. В них Гегель усматривал диалектический момент — антитезис.

Ступени раскрытия

Ступени раскрытия Абсолютного духа, то есть ступени познания мира:

• субъективный дух (антропология, феноменология, психология),
• объективный дух (абстрактное право, мораль, нравственность),
• абсолютный дух (искусство, религия, философия).

В метафизике и алхимии

Теистическая метафизика (например, санкхья), а также алхимия, дают сведения о таких духовных элементах как душа и Высшая Душа (Мировая Душа). Дальнейшее познание мировой души приводит к выделению трех мировых душ: Высшей Души в сердце каждого живого существа (Кширодакашайи-Вишну), Высшей души каждой материальной вселенной (брахманды, — Гарбходакашайи-Вишну), и Высшей души всех материальных вселенных (Маха-Вишну или Каранодакашайи-Вишну). С другой стороны, алхимия ближе к познанию безличного Абсолюта, познание Бога как духа или просто как Мирового Разума, что значит принятие только части вечных качеств Бога или Брахмана (Вишну).

См. также

• Гармония сфер
• Душа
• Параматма

Литература

• Мировая душа // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Быкова Μ. Φ. [iph.ras.ru/elib/0014.html Абсолютный дух] // Новая философская энциклопедия / Ин-т философии РАН; Нац. обществ.-науч. фонд; Предс. научно-ред. совета В. С. Стёпин, заместители предс.: А. А. Гусейнов, Г. Ю. Семигин, уч. секр. А. П. Огурцов. — 2-е изд., испр. и допол. — М.: Мысль, 2010. — ISBN 978-5-244-01115-9.
• Шичалин Ю. А. Душа // Античная философия. Энциклопедический словарь. М.: Прогресс-традиция, с.352-357.

на других языках

• Handschin J. The «Timaeus» Scale // Musica Disciplina, IV (1950), pp.3-42.
• McClain E.G. The Pythagorean Plato. Prelude to the song itself. York Beach, Maine, 1978.
• Barker A. Greek Musical Writings, vol. I: The musician and his art. Cambridge, 1984 (переводы из Платона и исследования по теме статьи).
• Schlette H.R. Weltseele. Geschichte und Hermeneutik. Frankfurt a.M., 1993.

Отрывок, характеризующий Мировая душа

– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.


Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.