Мордовская письменность

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Мордовская письменность — письменность, используемая для записи мордовских (мокшанского и эрзянского) языков. С момента своего возникновения в XVIII веке и до настоящего времени базировалась на кириллице. До начала XX века алфавит не имел стабильной нормы и часто менялся. Современный алфавит действует с конца 1920-х годов.





История

Конец XVII — середина XIX века

Старейшим памятником фиксации мордовского языкового материала является труд голландского учёного Н. Витсена «Noord en оost Tartarye», вышедший в Амстердаме в 1692 году. В этой книге автор приводит словарик из 325 мордовских (преимущественно мокшанских) слов с переводом на голландский язык[1]. Позднее, в XVIII веке, мокшанские и эрзянские списки слов и небольшие тексты неоднократно фиксировались и издавались российскими и иностранными учёными (Ф. Страленберг, Э. Фишер, П. И. Рычков, П. С. Паллас, И. Г. Георги и др.). В их трудах использовались как латинская, так и кириллическая транскрипция[2].

Графическое отображение мордовских фонем в записях XVIII века[2]:

УФА Латиница Кириллица УФА Латиница Кириллица УФА Латиница Кириллица УФА Латиница Кириллица
[a] a, aa, ou а, аа, я [g] g г [m] m м [x] ch
[ä] ä, a, ai я, а [d] d д [n], [n'] n н [c], [ć] ts, z, cz, tz ц
[o] o о [ž] sch ж [ŋ] n, ng н, нг [č] tsch, cz ч
[e] e е [z], [ź] z, s з [ŋ̩g] ng нг [š] sch, s, sh ш, с
[u] u, ou у, ю [ʒ], [ʒ'] dz, ds дз [p] p п [šč] schc щ
[ai] ai, ei ай, ей [j] j, i й, ю, я [r], [ŕ] r р [ks] ks, cks, x, kx кс
[i] i, y и [ȷ] ch, ix [ʀ], [ʀ'] r палат. j, i ь
[ə] i, e, a, y а [k] k, gk, ck, c к [s], [s'] s, ss, ß с
[b] b б [l], [l'] l, ll л, лл [t], [t'] t, d т, д
[v (u̠)] v, w, u в, у [ʟ], [ʟ'] x, l [f] f, ff в

Во второй половине XVIII века появились первые собственно мордовские (как мокшанские, так и эрзянские) тексты — в основном переводы кратких официально-торжественных сочинений, сделанных силами учеников и преподавателей Казанской и Нижегородской семинарий. В этих произведениях использовался кириллический алфавит. Никакого стандартного письма ещё не было, поэтому в разных текстах используются разные графические приёмы для передачи тех или иных фонем[3].

В начале XIX века на мордовских языках началось книгоиздание. Так, в 1804 году был издан перевод на эрзянский язык церковнославянского букваря с катехизисом. За ним последовал ряд других богослужебных книг. В 1821—1827 годах был издан полный эрзянский перевод Нового завета. Однако эти книги не получили заметного распространения, а качество перевода было очень низким[4].

Середина XIX — начало XX века

В 1867 году в Казани было основано братство св. Гурия, целью которого была христианизация и просвещение народов России. Благодаря его деятельности с 1870-х годов книгоиздание на мордовских языках становится более активным. Издаются не только переводы религиозных текстов, но появляются ещё и буквари, а также отдельные художественные произведения и фольклорные материалы. Так как стандартных эрзянского и мокшанского алфавитов все ещё не было, почти в каждом издании письменность различалась[5]. Однако попытки стандартизации письма уже предпринимались. Так, автор-составитель эрзянского букваря А. Ф. Юртов разработал собственную графическую систему и более-менее последовательно употреблял её в своих трудах[6]. В целом в печатных изданиях рубежа XIX—XX веков эрзянский алфавит не имеет существенных отличий от русского алфавита (кроме наличия знака Ҥ ҥ)[7]. Мокшанский же алфавит, представленный в букварях 1892 и 1897 годов, использовал ряд дополнительных знаков: ӑ для неударного [a], я̈ для [ä] переднего ряда нижнего подъёма, ы̃ для ненапряжённого редуцированного гласного среднего ряда, ҥ для обозначения позиционно обусловленного заднеязычного варианта н перед г и к[8]. Однако в других мокшанских изданиях того времени как правило используется стандартный русский алфавит[9] (в «Священной истории Ветхого завета» 1898 года использовался знак ԙ)[10].

Отличия алфавитов букварей конца XIX — начала XX века от современного алфавита:

  • Мокшанский
    • Букварь для мордвы-мокши: 1-е изд., 2-е изд. Казань, 1892, 1897. Нет буквы Ъъ. Присутствуют Ӑӑ, Ii, Ҥҥ, Ы̃ы̃, Я̈я̈.
    • Дорофеев З. Ф. Валда ян. М., 1925. Нет буквы Ъъ. Присутствуют Ԕԕ, Ԗԗ.
  • Эрзянский
    • Букварь для мордвы — эрзи с присоединением молитв и русской азбуки. Казань, 1884. Нет буквы Щщ. Присутствуют Ii, Ѣѣ, Ѳѳ.
    • Букварь для мордвы-эрзи. Казань, 1892. Нет букв Хх, Ъъ. Присутствуют Ii, Ҥҥ.
    • Тундонь чи. Эрзянь букварь. М.-Пг., 1923. Нет буквы Ъъ. Присутствует Ҥҥ.
    • Данилов Т. Валдо чи. М., 1926. Нет буквы Ъъ.

После 1917 года

С 1920 года на мокшанском и эрзянском языках началось активное книгоиздание, стали выходить газеты. Однако единая диалектная база, и как следствие стандартный алфавит и орфография, все ещё отсутствовали. В 1924 году эта проблема была рассмотрена на съезде мордовских учителей, а в 1928 году на Московской языковой конференции. С середины 1920-х в мокшанских и эрзянских изданиях началась выработка единых литературных норм и диалектной базы, завершившаяся к середине 1930-х годов. В основу мокшанского литературного языка был положен краснослободско-темниковский говор, а в основу эрзянского — говор села Козловки[10].

В графическом отношении процесс становления мордовской письменности имел следующие особенности: с 1920 по 1924 год использовался стандартный русский алфавит без дополнительных знаков. Звук [ə] стал обозначаться буквой а, а [ä] — буквой е. В 1924 году для передачи специфических глухих согласных [ʟ] и [ʀ] были введены буквы ԕ и ԗ, а для [ä] стали использовать буквы э и ӭ, но последнюю почти сразу отменили. В мокшанских изданиях 1924—1926 годов для обозначения [ə] иногда использовались буквы ĕ, ŏ и ы̆[10].

В 1927 году все дополнительные буквы в мокшанском и эрзянском алфавитах были отменены и он принял современный вид, графически полностью совпадая с русским алфавитом. Для обозначения [ʟ] и [ʀ] стали использовать буквосочетания лх и рх (палатализованные — льх, рьх), а для [ə] после непалатализованных согласных букву о и букву е после палатализованных[10]. В 1993 году были приняты новые правила орфографии мокшанского языка, согласно которым редуцированный [ə] обозначается в начале слова и в первом закрытом слоге буквой ъ[11].

Попытка латинизации

25 марта 1932 году в рамках общесоюзного процесса латинизации Всесоюзным центральным комитетом Нового алфавита был принят мордовский алфавит на латинской основе. Он включал следующие буквы: A a, Ә ә, B в, C c, Ç ç, D d, Э э, E e, F f, G g, Ь ь, I i, J j, K k, L l, M m, N n, O o, Ө ө, P p, R r, S s, Ş ş, T t, U u, Y y, V v, X x, Z z, Ƶ ƶ, ȷ, Rx, Lh (последние две буквы только для мокшанского языка). 19 мая 1932 года после обсуждения с местными специалистами Нижне-Волжский комитет Нового алфавит принял этот алфавит в несколько изменённом виде: A a, B в, C c, Ç ç, D d, Ә ә, F f, G g, Y y, I i, J j, K k, L l, M m, N n, O o, P p, R r, S s, Ş ş, T t, U u, V v, X x, Z z, Ƶ ƶ, Ь ь, Rx, Lh[12]. Однако никаких реальных шагов для внедрения мордовского латинизированного алфавита сделано не было и развития он не получил.

Современный мордовский алфавит

Современный мордовский алфавит (для мокшанского и эрзянского языков) действует с конца 1920-х годов. Графически он полностью совпадает с русским алфавитом.

А а Б б В в Г г Д д Е е Ё ё Ж ж З з И и Й й
К к Л л М м Н н О о П п Р р С с Т т У у Ф ф
Х х Ц ц Ч ч Ш ш Щ щ Ъ ъ Ы ы Ь ь Э э Ю ю Я я

Фонетическое значение отдельных букв:

  • А а — звук [a]. В мокшанском также [ə] (в конце слова после твёрдой основы).
  • Е е — звук [e] после мягких согласных, а также сочетание с предшествующим й. В мокшанском также [ə] (в середине слова после мягких согласных и шипящих) и [j]+[ə].
  • Ё ё — звук [o] после мягких согласных, а также сочетание с предшествующим й.
  • И и — звук [i] после мягких и непарных согласных.
  • О о — звук [o]. В мокшанском также [ə] (после твёрдых согласных).
  • Ъ ъ — в мокшанском [ə] в начале слова и первом закрытом слоге.
  • Ы ы — звук [i] после твёрдых согласных.
  • Э э — в мокшанском звук [ä] в начале слова.
  • Ю ю — звук [u] после мягких согласных, а также сочетание с предшествующим й.
  • Я я — звук [a] после мягких согласных, а также сочетание с предшествующим й. В мокшанском также [ä] (в середине и конце слова) и [j]+[ä].
  • Палатализация обозначается буквой ь после согласного или буквами е, ё, и, ю, я после согласного.
  • Мокшанские глухие сонорные [ȷ], [ʟ], [ʀ] обозначаются буквосочетаниями йх, лх, рх[14].

Напишите отзыв о статье "Мордовская письменность"

Примечания

  1. Феоктистов, 2008, с. 133-135.
  2. 1 2 Феоктистов, 2008, с. 165-172.
  3. Феоктистов, 2008, с. 173-190.
  4. Феоктистов, 2008, с. 191-194.
  5. Феоктистов, 2008, с. 248.
  6. Феоктистов, 2008, с. 249-250.
  7. Феоктистов, 2008, с. 252.
  8. Феоктистов, 2008, с. 273.
  9. Феоктистов, 2008, с. 284-288.
  10. 1 2 3 4 Основы финно-угорского языкознания. — М.: "Наука", 1975. — Т. 2. — С. 268-271.
  11. А. Н. Келина. [vivaldi.nlr.ru/bx000007828/view#page=116 Алфавит]. — Мордовия. Энциклопедия. — Саранск : Мордовское кн. изд-во, 2003. — Т. 1. — С. 116.</span>
  12. 1 2 Г. Аитов. Новый алфавит. Великая революция на востоке. — Саратов: Нижневолжское краевое изд-во, 1932. — С. 61-64. — 73 с. — 3150 экз.
  13. Н. П. Дружинин. [fennougrica.kansalliskirjasto.fi/handle/10024/74416 Эрзя-мокшонь од латинизированной алфавитэнть пачтясынек алов массатненень] // Сятко. — 1932. — № 19. — С. 20.</span>
  14. М. Е. Митрофанова. [vivaldi.nlr.ru/bx000007828/view#page=262 Графика]. — Мордовия. Энциклопедия. — Саранск : Мордовское кн. изд-во, 2003. — Т. 1. — С. 262.</span>
  15. </ol>

Литература

  • А. П. Феоктистов. [www.lib.e-mordovia.ru/Library/data/FeoktistovAlexandrPavlovich/001.pdf Очерки по истории формирования мордовских письменно-литературных языков]. — Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2008. — 392 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-7595-1753-5.

Отрывок, характеризующий Мордовская письменность

Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.

Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которую ему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из его положения – смерть матери – никогда не приходила ему в голову. Он ничего не желал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старался избегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительной помощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался, кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате и курением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачное настроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить свое положение.


В начале зимы княжна Марья приехала в Москву. Из городских слухов она узнала о положении Ростовых и о том, как «сын жертвовал собой для матери», – так говорили в городе.
«Я и не ожидала от него другого», – говорила себе княжна Марья, чувствуя радостное подтверждение своей любви к нему. Вспоминая свои дружеские и почти родственные отношения ко всему семейству, она считала своей обязанностью ехать к ним. Но, вспоминая свои отношения к Николаю в Воронеже, она боялась этого. Сделав над собой большое усилие, она, однако, через несколько недель после своего приезда в город приехала к Ростовым.
Николай первый встретил ее, так как к графине можно было проходить только через его комнату. При первом взгляде на нее лицо Николая вместо выражения радости, которую ожидала увидать на нем княжна Марья, приняло невиданное прежде княжной выражение холодности, сухости и гордости. Николай спросил о ее здоровье, проводил к матери и, посидев минут пять, вышел из комнаты.
Когда княжна выходила от графини, Николай опять встретил ее и особенно торжественно и сухо проводил до передней. Он ни слова не ответил на ее замечания о здоровье графини. «Вам какое дело? Оставьте меня в покое», – говорил его взгляд.
– И что шляется? Чего ей нужно? Терпеть не могу этих барынь и все эти любезности! – сказал он вслух при Соне, видимо не в силах удерживать свою досаду, после того как карета княжны отъехала от дома.