Хантыйская письменность
Ханты́йская письменность — письменность, используемая для записи хантыйского языка. За время своего существования функционировала на разных графических основах и неоднократно реформировалась. В настоящее время хантыйская письменность функционирует на кириллице. В истории хантыйской письменности выделяется 3 этапа:
- до начала 1930-х годов — ранние попытки создания письменности на основе кириллицы;
- 1931—1937 годы — письменность на латинской основе;
- с 1937 года — современная письменность на основе кириллицы.
Содержание
Миссионерские алфавиты
До начала XX века ханты не имели своей письменности. В средние века у хантов бытовали тамги — знаки собственности, вырезаемые на различных предметах. Иногда в более позднее время эти знаки использовались как личные подписи на документах. Охотники также использовали систему вырезаемых на коре знаков для обозначения количества добычи[1].
Первые отдельные хантыйские слова были опубликованы Н. Витсеном в 1682 году. С начала XVIII века стали появляться списки хантыйских слов, опубликованные как на русском, так и на европейских языках. Известны такие списки за авторством Д. Г. Мессершмидта, Ф. Страленберга, П. С. Палласа и других[1]. В середине XVIII века Фёдором Кушкиным был составлен словарь 11 хантыйских диалектов «Название остяцкое написано российским слогом, с переводами на остяцкий язык…» (не опубликован). В XIX веке вышел ряд других научных исследований, посвящённых хантыйскому языку, важнейшим из которых был труд М. А. Кастрена[2]. Известна также рукопись на хантыйском языке — «Евангелие от Матфея на русском и остякском языках», перевод выполнен в г. Березове в 1819 году березовским протоиереем Иоанном Вергуновым и иереем Федором Карповым[3].
В 1840—1842 годах священником Вологодским был выполнен перевод Евангелия от Матфея на хантыйский язык (смесь берёзовского и обдорского диалектов). Этот труд был издан в Лондоне в 1868 году и стал первой книгой на хантыйском языке. Ближе к концу XIX века был опубликован ещё ряд хантыйских словарей и переводов фрагментов Библии. Однако все эти издания не являются образцами хантыйской письменности, а лишь фиксацией языкового материала[4].
В 1897 году священником И. Егоровым был издан первый хантыйский букварь — «[fennougrica.kansalliskirjasto.fi/handle/10024/67088 Небэкъ ханды няурамъ эльты лунгутта па хажта онтльтады орынгна]». Язык букваря базировался на обдорском диалекте, так как именно Обдорск был центром христианизации хантов и именно там располагалось первая школа, где обучались хантыйские дети. В этом издании использовался русский алфавит с добавлением диграфа нг под горизонтальной чертой. В 1903 году Ф. Тверитин перевёл этот букварь на ваховско-васьюганский диалект. Эти буквари остались единственными учебными изданиями, выпущенными на хантыйском языке до революции. Помимо них в начале XX века вышла ещё пара переводов фрагментов богослужебных книг. При этом в разных изданиях использовался русский алфавит, иногда без изменений, иногда с добавлением специальных букв (например ӓ, н̄, ӧ, ӱ в книге «Е. М. Бесѣды объ истинномъ Богѣ и истинной вѣрѣ на нарѣчiи обскихъ остяковъ. Томскъ, 1900»). Все эти издания не оказали влияния ни на распространение грамотности среди хантов, ни на дальнейшее развитие их письменности[1][4].
Латинизация
В 1920-е годы в СССР начался процесс латинизации письменностей. В рамках этого проекта в 1930—1931 годах был разработан латинизированный единый северный алфавит, который должен был быть использован для создания письменности на языках народов Севера. Хантыйский язык стал первым из таких языков, на котором был выпущен букварь. Его автором был преподаватель Тобольского педтехникума П. Е. Хатанзеев. В этом издании использовались следующие буквы: A a, B b, V v, G g, D d, E e, Ƶ ƶ, Z z, I i, K k, L l, M m, N n, O o, P p, R r, S s, T t, U u, F f, H h, C c, Є є, Ꞩ ꞩ, Ŋ ŋ, Ö ö, J j[5]. Букварь не получил широкого распространения из-за того, что был составлен на обдорском диалекте с примесью форм из южных диалектов — это делало язык букваря малопонятным для учащихся[1].
В январе 1932 года на 1-й конференции народов Севера был утверждён разработанный на научной основе хантыйский алфавит. В его основу был положен казымский диалект. Этот алфавит имел следующий вид: A a, B в, C c, D d, E e, Ә ә, F f, G g, H h, Ꜧ ꜧ, I i, Ь ь, J j, K k, L l, Ļ ļ, Ł ł, Ł̦ ł̦, M m, N n, Ņ ņ, Ŋ ŋ, O o, Ө ө, P p, R r, S s, Ş ş, Ꞩ ꞩ, T t, U u, V v, Z z, Z̦ z̦, Ƶ ƶ. В 1933 году на этом алфавите был издан новый букварь, а затем и книга для чтения. Запятая под буквой означала её палатализацию; буквы Bв, Dd, Ff, Gg, Zz, Ƶƶ использовались только в заимствованиях[1]. Однако в первых книгах того времени состав алфавита ещё не был стабильным и колебался от издания к изданию. Так, в букваре 1933 года отсутствовали буквы C c, G g, Ł̦ ł̦, Ө ө, Z̦ z̦,[6].
В 1936 году была проведена реформа графики и орфографии хантыйского языка — из алфавита были исключены буквы Ꜧ ꜧ, Ļ ļ, Z̦ z̦, Ƶ ƶ[1]. Но к тому времени уже начались мероприятия по переводу хантыйской письменности на кириллицу.
Кириллица
На VII пленуме Всесоюзного центрального комитета нового алфавита, проходившем в феврале 1937 года, было принято постановление о целесообразности перевода письменностей народов СССР на кириллицу. В том же году на кириллицу была переведена и хантыйская письменность. Первым кириллическим изданием стал «Справочник по орфографии хантыйского языка», дававший пояснения к новому алфавиту[4]. Следом за ним началось издание учебников и другой учебной, художественной и политической литературы. В букваре 1937 года использовался русский алфавит с добавлением букв ёо л' нг оо уу[7].
С середины 1940-х годов литературный хантыйский язык был переориентирован с казымского на среднеобский диалект. В изданиях того времени использовался русский алфавит без каких либо дополнительных букв. Этот алфавит был удобен для типографского набора, но он не отражал специфики хантыйской речи. Специалисты считают его наименее удачным из всех хантыйских алфавитов[4]. В сфере образования и издания учебной литературы этот алфавит функционировал до конца 1950-х годов (в 1970-80-е годы он вновь стал использоваться и в учебной литературе, иногда с добавлением буквы Ә ә), а в других сферах — издание газет и политической литературы — до начала 2000-х годов.
Алфавиты 1950-х годов
В 1952 году прошло совещание по языкам народов Севера. На нём было решено вместо единого хантыйского литературного языка развивать отдельную норму для 4 основных диалектов хантыйского языка — ваховского, казымского, сургутского и шурышкарского. Кроме того было решено ввести в алфавиты этих диалектов дополнительные знаки для обозначения специфических хантыйских звуков. В 1958 году на новых алфавитах были изданы первые буквари, а в 1961 году ещё и самоучитель[4].
В алфавиты были введены следующие дополнительные буквы[8]:
- в ваховском диалекте: ä ӄ л’ ӈ ӧ ө ӫ ӱ ч’ ә ӛ
- в казымском диалекте:
ä л’ ӈ ө ӫ ә ӛ- в сургутском диалекте:
ä ӄ л’ ӈ ӧ ө ӱ ч’ ј ә- в шурышкарском диалекте:
нг, позднее заменена на ӈ.Однако в большинстве изданий продолжал использоваться алфавит середины 1940-х годов.
Современные алфавиты
В 1990 году был утверждён новый алфавит хантыйского языка для всех диалектов. Он имел следующий вид[4]:
А а Ӓ ӓ Ӑ ӑ Б б В в Г г Д д Е е Ё ё Ә ә Ӛ ӛ Ж ж З з И и Й й К к Ӄ ӄ Л л Ԓ ԓ М м Н н Ӈ ӈ О о Ŏ ŏ Ӧ ӧ Ө ө Ӫ ӫ П п Р р С с Т т У у Ӱ ӱ Ў ў Ф ф Х х Ӽ ӽ Ц ц Ч ч Ҷ ҷ Ш ш Щ щ Ъ ъ Ы ы Ь ь Э э Є є Є̈ є̈ Ю ю Ю̆ ю̆ Я я Я̆ я̆ Из-за особенностей шрифтов буквы Ӄӄ, Ԓԓ, Ӈӈ, Ӽ ӽ в ряде изданий могут заменяться на Ққ, Ӆӆ, Ңң, Ҳҳ.
Впоследствии алфавиты четырёх хантыйских диалектов постепенно менялись, в разных изданиях могли использоваться разные буквы и разные варианты их начертания: устоявшейся нормы де-факто не было. Тем более не было устоявшейся орфографии[4].
К середине 2000-х годов хантыйские алфавиты имели в своём составе все буквы русского алфавита, а также следующие дополнительные знаки:
- в ваховском диалекте: ä ӄ ӆ н’ ӈ ӧ ө ӫ ӱ ӽ ҷ ә ӛ[9]
- в казымском диалекте:
ă ә ӛ ӆ ӊ ў є є̈ ю̆ я̆[10]- в сургутском диалекте:
ä ă қ(ӄ) ӆ ӊ(ӈ) ө ӫ(ө̆) ӧ ӱ ў ҳ ҷ ә[11]- в шурышкарском диалекте:
ă ӆ(ԓ) ӊ(ӈ) ŏ ў ю̆ я̆[12]С 2004 года газета «Ханты ясанг» (как и вся литература, издаваемая в Ханты-Мансийском и Ямало-Ненецком округах) издаётся на новых алфавитах.
Согласно изданию «Картинный словарь шурышкарского, казымского, сургутского, ваховского диалектов хантыйского языка», состав алфавитов вновь был изменён: в казымском диалекте добавились буквы ө и ӫ, а в шурышкарском — ә и ӛ[13].
В итоге в различных диалектах хантыйского языка используются следующие дополнительные к русскому алфавиту буквы:
Буква диалект буква диалект буква диалект Ӑ ӑ К, С, Ш Ң ң В, К, С, Ш Ӱ ӱ В, С Ӓ ӓ В, С Ӧ ӧ В, С Ҳ ҳ В, С Ә ә В, К, С, Ш Ŏ ŏ Ш Ҷ ҷ В, С Ӛ ӛ В, К, Ш Ө ө В, К, С Є є К Қ қ В, С Ӫ ӫ В, К Є̈ є̈ К Ӆ ӆ В, К, С, Ш Ө̆ ө̆ С Ю̆ ю̆ К, Ш Н' н' В Ў ў К, Ш Я̆ я̆ К, Ш - В = ваховский, К = казымский, С = сургутский, Ш = шурышкарский.
Реформа 2013 года
2-7 сентября 2013 года в Ханты-Мансийске прошёл семинар «Пути совершенствования графики и орфографии хантыйского языка», в котором приняли участие учёные-филологи, методисты, журналисты и работники культуры. По результатам семинара была принята резолюция, о том, что орфография хантыйского языка должна базироваться на фонематическом принципе с элементами морфологического, фонетического и традиционного принципов. Также был рекомендован новый алфавит для казымского диалекта. Он имеет следующий вид (приведены только буквы для исконно казымских слов, без учёта букв для заимствований из русского)[4]: А а, Ӑ ӑ, В в, И и, Й й, К к, Л л, Ԓ ԓ, Љ љ, М м, Н н, Њ њ, Ӈ ӈ, О о, Ө ө, П п, Р р, С с, Т т, , У у, Ў ў, Х х, Ш ш, Щ щ, Ы ы, Є є, Э э, Ә ә.
Таблица соответствия алфавитов
Таблица соответствия алфавитов, использовавшихся для хантыйского языка в разное время (казымский диалект, без учёта букв для русских заимствований)[4].
- Знаки финно-угорской научной транскрипции
- Латиница 1936 года
- Кириллица 1937 года
- Кириллица конца 1940-х годов (с добавлением ә)
- Кириллица из самоучителя 1961 года
- Кириллица из изданий начала 2000-х годов
1 2 3 4 5 6 [a] a а, я а, я а, я а, я [ă] a а, я а, я ӓ, я ӑ, я [w] v в в в в [e] e э, е э, е э, е э, е, є [i] i и и, ы и, ы и, ы [j] j й, (йот.гл.) й, (йот.гл.) й, (йот.гл.) й, (йот.гл.) [k] k к к к к [l] l л л л л [λ] ł л' л л' ԓ [λ'] ļ л’ь, л'+йот.гл. ль, л+йот.гл. ль, л+йот.гл. ԓь, ԓ+йот.гл. [m] m м м м м [n] n н н н н [ń] ņ нь, н+йот.гл. нь, н+йот.гл. нь, н+йот.гл. нь, н+йот.гл. [ŋ] ŋ нг нг ӈ ӈ [ɔ] o оо, ёо о, ё о, ё о, ё [ŏ] ө о, ё у, ю ө, ӫ у, ю [ǫ] ә уу, ю ә, йә, ё ә, ӛ ә, ӛ [p] p п п п п [r] r р р р р [s] s с с с с [ś] ș сь, с+йот.гл. сь, с+йот.гл. сь, с+йот.гл. сь, с+йот.гл. [š] ꞩ ш ш ш ш [t] t т т т т [ŭ] u у, ю у, ю у, ю ў, ю̆ [χ] h х х х х [ә] ь ы а, ы, и, ә ы, ө, я ӑ, я̆, ы, ў Напишите отзыв о статье "Хантыйская письменность"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Языки и письменность народов Севера / Г. Н. Прокофьев. — М.-Л.: Учпедгиз, 1937. — Т. I. — С. 197-199. — 234 с. — 1200 экз.
- ↑ Основы финно-угорского языкознания (марийский, пермский и угорские языки). — М.: Наука, 1976. — С. 249-250. — 464 с. — 2000 экз.
- ↑ [www.ihtus.ru/012012/st11.shtml Священническая династия Вергуновых]. Сибирская православная газета (№1 2012). Проверено 30 апреля 2015.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Н. Б. Кошкарева [xn--h1aaavgiq.xn--p1ai/sites/default/files/vu/n.b._koshkareva.pdf Актуальные вопросы совершенствования хантыйской графики и орфографии] // Вестник угроведения. — Обско-угорский институт прикладных исследований и разработок, 2013. — № 3 (14). — С. 52-72. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=2220-4156&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 2220-4156].
- ↑ Hatanzejev P. Je. [fennougrica.kansalliskirjasto.fi/bitstream/handle/10024/67142/RU_NLR_ONL_5563_kca%20-%20page%201.pdf?sequence=1 Hanti knjiga]. — Moskva: Centrozdat, 1930. — 5000 экз.
- ↑ N. K. Karꜧer. [fennougrica.kansalliskirjasto.fi/handle/10024/67129 Hantь вukvar]. — M.-L.: Ucpedꜧiz, 1933. — 72 с. — 7000 экз.
- ↑ Д. В. Зальцберг. [fennougrica.kansalliskirjasto.fi/handle/10024/67126 Ханти букварь]. — Л.-М.: Гос. учебно-педагогическое изд-во, 1937. — 88 с. — 5000 экз.
- ↑ Р.С. Гиляревский, В.С. Гривнин. Определитель языков мира по письменностям. — 2-е. — Изд-во восточной литературы, 1961. — С. 32-34.
- ↑ Хромова Л. М., Нёмысова Е. А. Хантыйский язык в таблицах (ваховский диалект). — СПб.: «Просвещение», 2005. — 85 с. — ISBN 5-09-005330-8.
- ↑ Письменные языки мира: Языки Российской Федерации. — М.: Academia, 2003. — Т. 2. — С. 527-553. — 848 с. — ISBN 5-87444-191-3.
- ↑ Песикова А. С. Картинный словарь хантыйского языка (сургутский диалект). — СПб., 2005.
- ↑ Ануфриев В. Е. Букварь на хантыйском языке (шурышкарский диалект). — СПб.: «Просвещение», 2006. — ISBN 5-09-009104-8.
- ↑ Немысова Е. А., Песикова А. С., Прасина М. А. Картинный словарь шурышкарского, казымского, сургутского, ваховского диалектов хантыйского языка». — СПб: Миралл, 2008. — 96 с. — ISBN 978-5-902499-41-1.
Литература
- Языки и письменность народов Севера / Г. Н. Прокофьев. — М.-Л.: Учпедгиз, 1937. — Т. I. — С. 193—228. — 234 с. — 1200 экз.
Письменности финно-угорских народоввенгерская • вепсская • водская • ижорская • карельская • коми • ливская • мансийская • марийская • мордовская • саамская • удмуртская • финская • хантыйская • эстонская
Эта статья входит в число добротных статей русскоязычного раздела Википедии. - в казымском диалекте:
Отрывок, характеризующий Хантыйская письменность
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.
Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.
Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
- в казымском диалекте: